Рита решилась задать интересовавший ее вопрос:
— Ты до сих пор переживаешь из-за Линды? Мэтью хмыкнул и ответил не сразу.
— Какое слово-то — «переживаешь». Настоящее слово из романа… Что ты имеешь в виду? Что значит — переживать?
— Ну не знаю, — пожала плечами Рита. — Не спать ночами, лить слезы, жаловаться друзьям, писать ей письма, думать о ней чаще чем следует… Переживать, короче. Не забывать.
— Забывать вообще глупо, — заметил Мэтью. — Это ведь опыт.
— Ты еще скажи: побольше бы такого опыта каждому!
— Нет, этого желать нельзя. Но если уж так случилось, нужно воспринимать как опыт. И делать выводы.
— И какие ты сделал?
— Разнообразные. Рита, тебе действительно нужно это знать?
Она отвернулась к окну, стараясь казаться равнодушной.
— Мне просто любопытно.
— Ну, если просто любопытно, то я отвечу: я решил, что еще не гожусь для серьезных отношений или что вообще для них не гожусь. Пока я не разберусь, что во мне не так, я не стану рисковать сделать несчастной какую-нибудь женщину.
— Ты разве сделал Линду несчастной?
— Она так сказала. И ушла потому, что была счастливее с другим человеком. Разве не очевидно?
Рита почувствовала, что прибить готова эту Линду. Что она наговорила Мэтью при расставании?
— В любом случае это не слишком подходящая тема для разговора, — закончил Мэтью. — Поэтому давай поговорим о чем-нибудь попроще. Ты хочешь есть? Я с удовольствием съел бы сандвич. Остановимся у ближайшей заправки?
Элен распахнула дверь не задумываясь, кто еще мог явиться в такой час, кроме задушевной подружки Синтии, соскучившейся за прошедшее время и жаждавшей посплетничать вволю? Элен только вчера вернулась из Франции, еще и сумку разобрать толком не успела, потому что телефон просто разрывался.
— Привет, Си…
Нет, это была не Синтия. На пороге стоял человек, которого Элен увидеть уж точно никак не ожидала. Впрочем, гость сам разрешил все сомнения.
— Здравствуй, дочка.
Ах, дорогой папочка. Элен не улыбнулась, не сделала ни одного движения, просто стояла и ждала продолжения.
— Можно с тобой поговорить?
— Говори. — Она пожала плечами.
— На пороге?
Медленно, нехотя Элен отступила в коридор и махнула рукой в сторону кухни.
— Вон туда. Ботинки можешь не снимать.
В коридоре было полутемно, а в кухне горела яркая лампа — Элен не выносила тусклого света. Дейк уселся на табуретку рядом с покрытым красной скатертью столом, Элен осталась стоять в дверях. Ее почему-то колотила мелкая дрожь, хотя, казалось бы, отчего?
Здесь, при ярком свете, она смогла как следует разглядеть отца. Дейк сильно постарел, был уже почти не похож на фотографию, которая когда-то стояла на туалетном столике мамы, сама Элен его уже очень давно не видела, ни она, ни папочка встреч не жаждали. А еще при взгляде на него у Элен в мыслях возникало одно слово — опустился. Старые мятые брюки, неглаженая рубашка, пыльные потрескавшиеся сандалеты. Бороду отрастил, клочковатую и будто пыльную. Неудивительно, что Элен его сразу не узнала.
— Какая ты стала… красавица, — сказал Дейк после продолжительного молчания.
— Какая есть. Что тебе нужно?
— Могла бы и повежливее обращаться с родным отцом, — хмыкнул Дейк.
— Биологически ты мой отец, не спорю. И в детстве я тоже верила в Санта-Клауса и в доброго папочку. Только вот я давно уже не ребенок и во всякие глупости не верю.
— Ты обижаешься, что мы редко видимся? — Дейк покачал головой. — Ох, дочка, если бы ты знала, какая у меня жизнь…
— Никакая жизнь не может быть настолько тяжелой, чтобы забыть о любимой дочери, — отрезала Элен. — А уж позванивать точно можно.
— Ну извини меня, пожалуйста! — с отчаянием воскликнул Дейк. — Что мне сделать, чтобы ты меня простила?
Неожиданно Элен стало его жалко. Сидит сгорбившись, пришел мириться, а она его пинает… Может быть, все-таки не такой он плохой человек? Но простить ему многолетнее молчание вот так сразу… Хотя первый шаг сделать можно в ответ на его первый шаг. Элен коснулась подаренного Ритой крестика под блузкой. Она никогда не была истинно верующей, настоящей приверженкой англиканской церкви ее не назовешь, но все же Господь учил прощать.