— Пойду, для сына возьму, — обрадовался Рогов.
— Смотри, чтоб не ранил, — серьезно предупредил его Плахов. — Нам еще Демьяна Бедного брать.
Рогов подскочил к мужчине, ударил себя в грудь:
— Стреляй, друг. Пуляй!
Мужчина состроил зверскую рожу, пульнул. Флажок послушно выскочил, как птичка из фотоаппарата. Мужчина протянул его Василию. Тот решительно взял флажок и ткнул в Плахова:
— Два! Ту! Цвай, в смысле! Как по ихнему-то?.. Для друга! Фор ами!
Мужчина — уже с улыбкой — вновь нажал на курок, но флажка не выскочило.
— Сорри, мсье, — развел руками Пьеро.
— Вот жмот! — разозлился Рогов. — Мало мы вам под Бородино дали!..
Он погрозил кулаком вслед рекламному человеку.
— Вась, у него просто обойма кончилась, — урезонивал Плахов.
— Ага, кончилась! Услышал, что мы русские, вот и кончилась. Для своего бы нашлось!.. Дартаньян недобитый!.. Надо на него Анри пожаловаться, пусть проверит — есть у него лицензия вообще?..
В этот момент Василий уже подумал об Анри как о своем человеке.
С трудом обнаружив маленький магазинчик и купив в нем по бутылке пива (в кафе они и маленький бокал не могли себе позволить — шесть евро, жаба задушит), Плахов и Рогов медленно брели по набережной.
— Эх, хорошо буржуи живут! — умилился Василий.
— Ты с Анри пример берешь?.. — искоса глянул Плахов. — Мы тоже неплохо. В Питере, что ли, не так красиво? Красивше в сто раз. Взять Дворцовую площадь — тут таких нет.
— Погода у нас немножко болотистая… А так — согласен. Еще бы Троицкого поймать — и вообще ажур. Эх, прямо сейчас бы встретил и поймал!..
— Да вот он! — кивнул Плахов.
— Где?! — резко развернулся Василий.
Из дверей отеля выходил импозантный мужчина, в котором Рогов с трудом узнал актера Олега Белова. Под руку его держала женщина в навороченной прическе и ярко-канареечном платье до пят. Платье было настолько длинным, что подметало мостовую.
— Это артист Белов, Игорь!
— Он Троицкого в кино играет.
Их разговор прервал густой тягучий голос:
— Добрый вечер, русские мужики!..
Опера обернулись. С таким странным обращением их окликнул по грудь заросший бородой человек — один из немногих, кто позволял себе футболку и шорты. И грязные стоптанные кроссовки. — Не поможете мотор из отеля на лодку отволочь?
— А ты кто? — подозрительно спросил Рогов. Мужик напомнил ему бомжа, который уже несколько лет тусовался у ихнего родного главка. А однажды даже ухитрился пролезть на охраняемую территорию и две недели ночевал в гараже с оперативными автомобилями.
— Да это Пастухов! — узнал Плахов. — Вы же Пастухов? Путешественник?
— Да-а, — протянул руку Пастухов. — Есть такое. Путешествуем помалеху. Тимофей меня зовут.
— Точно! — хлопнул себя по лбу Василий. — А я тебя с бомжом одним спутал… знакомым. Думаю, как он в Канны попал?..
Плахов деликатно кашлянул.
— Мотор-то где?
— В номере, мать-перемать, на пятом этаже. Организаторы все перепутали. Я просил в порт привезти, а они в отель, да еще в номер подняли. Пятизвездочный сервис, мать-перемать!..
— Ну пошли, — махнул рукой Рогов. — Опять, значит, в круиз? А он, мятежный, ищет бури?
— Вроде того. На веслах через Атлантику. По пути древних галлов. Старт в день закрытия фестиваля, мать-перемать.
— Герой! Гладиатор! — одобрил Рогов и опасливо покосился на швейцара, одетого в униформу, стоившую явно больше, чем зарплата оперативника убойного отдела за календарный год. — А нас сюда пустят?
— Я ж тут живу, — пожал плечами Пастухов, вдруг громко икнул, сильно шмыгнул и вытер сопли рукавом футболки. Швейцар предупредительно распахнул дверь.
— Фести-иваль! — восхищенно прошептал Рогов. В холле отеля стоял мраморный фонтан с наядами или еще с кем-то таким, античным. Пастухов смачно плюнул в фонтан.
Рогов хотел последовать его примеру, но на всякий случай сдержался.
Егоров делил командировочные. Сначала — только предварительно! — разложил деньги на три равные кучки, отобрав в одну из них купюры почище и похрустящее. Сергей Аркадьевич любил, чтобы купюры хрустели. Тогда они кажутся… более настоящими, что ли.
Потом он приступил к дальнейшему делению. Долго размышлял, по какому принципу, и решил — по справедливости. Старшему по званию полагается больше. Каждую из кучек Плахова и Рогова он разделил пополам: по одной половине оставил, а две других половины забрал себе.