— Оставайся на ночь в моем кабинете, — и по его воле, подле окна появилась небольшая, всего на одного кровать, в подушками и пушистым пледом. — С рассветом Бай Лаоху перенесет тебя в мир смертных, — и пожелал: — Спокойно ночи, Сяо-эр, — и закрыл за собой дверь, оставляя меня наедине с мыслями и воспоминаниями, унесшими меня ветрами северной равнины. Туда, откуда и начался путь Падшего, бродящего по миру смертных в поисках самого себя.
...
Северные земли, бушующая снежная буря, властвующая вот уже десятки столетий. Все вокруг белым-бело, ни намека на краски и яркость. Бескрайняя, не знающая конца и края, гладь покрывала укутывает землю. А с пепельно-серых облаков падают пушистые, невесомые, но жалящие кожу рук и лица, как иглы снежинки. И среди этой белизны, словно навечно застывшей во временной петле, слышатся резкие споры двух противоположных голосов, сопровождающихся скрежетом металла о металл, сталкивающего друг с другом несчетное количество раз.
Выпады их плавны, грациозны, связаны определенной последовательностью, но при этом быстры и неуловимы простому глазу, размыты и не видны. Лишь столкновения клинков и поднимающие к небу белоснежные столбы снежинок давали понять, где именно находятся сражающиеся. А если присмотреться, и на миг забыть, что в руках у них оружие, направленное на противника, то по движениям и взглядам, шагам и уклонам, поворотам и блокировкам, можно решить, что это танец возлюбленных, высказывающих таким образом чувства.
Но нет.
— Ваша пора прошла, Хуа-шисюн! Настало мое время! — крикнула юная дева, чей лик прекрасен и юн, обращаясь к старшему по учению.
Ее длинные волосы, когда-то заплетенные в изящную прическу, выбились из плетения и разлетелись водопадом по спине, груди, плечам. Светлая, как перламутр кожа, слегка зарделась румянцем, как и кончики ушей, выглядывающие из-под волос. Дыхание ее сбивалось, то было ровным, то бежало вперед, как загнанный зверь. Но она преодолевала усталость, собираясь победить в этом сражении, заняв место старшего.
Поэтому, устремив острие клинка в грудь молодому мужчине, с белыми волосами и крыльями снежной бабочки, сложенных за спиной, она напала, вкладывая в удар все оставшиеся силы. Он же, в этот момент смотрел на нее с тоской и печалью в голубых глазах, видя в деве ту, кого потерял. И на последних мгновениях, перед самым столкновением, видя заминку противника, дева применила заклинание:
— Звездопад Белого Тигра!
С лезвия клинка, в грудь старшего мастера, полетело бесчисленное количество золотых звезд, пронзающих тело Снежного Махаона, раня и разрывая меридианы, уничтожая прекрасные крылья, оставляя лишь зияющие раны, да рассыпавшееся ядро божественности. Он не успел поставить звездную защиту, уклониться, или напасть в ответ, ставя точку в этом сражении. Виной тому ни слабость, или уступающее мастерство. Нет. Причина, по которой Сяо Хуа проиграл была она — Бай Лаоху, так похожая в момент атаки и Звездопада на нее:
— Бай Хулинэ, — произнес он, видя перед собой не ее потомка, а ее саму. Ту, кому отдал сердце, и безвозвратно потерял в реке перерождения. И именно эта заминка и стоила Снежному Махаону всего того, что он имел. Силы, статуса и благословения небес. Из-за этого он стал не только Падшим, но и калекой, неспособным подняться в небо, раскрыть крылья, воспарив. Поймать потоки воздуха и просто парить, смотря на бескрайние снежные просторы свысока.
...
— Я обязательно верну свое, Бай Лаоху! — сказал Сяо Хуа, смотря на поднимающееся из-за горизонта солнце.
Он не заметил, как провел ночь в воспоминаниях. А уже рассвет. Ему пора выдвигаться, возвращаться в мир смертных, к Шень-сяньшеню и Яо-эру, чтобы вновь отправиться на поиски осколков Лазурного Нефрита. И за ним пришли, вежливо постучавшись в дверь, стоило солнцу чуть больше окрасить небо в ало-розово-пурпурный, чем в момент его возвращения из воспоминаний. А провожающей, как и сказал Владыка, была Бай Лаохуа.