Отто Гофман
Лазутчик
Глава первая
Был теплый летний вечер. Лучи заходящего солнца позолотили уже горизонт, когда одинокий путник, в зеленом охотничьем платье и с ружьем за плечами, пробирался на взмыленной лошади через густой, огромный лес, простиравшийся по всей северо-западной части штата Огайо. Всадник ехал шагом, с трудом прокладывая себе дорогу между гигантами-деревьями, ветви которых переплетались наверху, образуя над его головой громадные своды зелени.
Наконец, всадник достиг реки, известной под именем Миами. Остановив измученную лошадь, он соскочил на землю и стал отыскивать брод. После долгих, но напрасных поисков он ласковыми словами заставил лошадь войти в воду и поплыл к противоположному берегу. Достигнув его и сильно пришпорив лошадь, он через несколько минут скрылся в небольшом лесу, где уже царствовали глубокая ночь и тишина, только изредка прерываемая воем голодного волка да криком совы.
После получасовой езды всадник выехал на поляну и остановил лошадь перед дверью маленькой хижины. Бросив поводья на шею лошади, он поспешно спрыгнул с седла и постучался в дверь.
— Кто там? — спросил голос из хижины, по произношению которого сейчас же можно было узнать уроженца Новой Англии.
— Эдуард Штанфорт, — отвечал приехавший.
Тотчас же дверь отворилась, и приезжий увидел несколько человек, приветливо смотревших на него. Обитателями этой, одиноко стоявшей в лесу хижины были высокий, крепкий мужчина с смуглым лицом, выражавшим твердую волю; его жена, худая, бледная женщина приблизительно лет сорока; их приемный сын, высокий юноша, возбуждавший отчасти жалость, отчасти смех своим болезненным видом, льняными волосами, бесцветными глазами и лицом, покрытым веснушками; наконец, приемная дочь, прелестная девушка, с роскошными черными волосами и темными приветливыми глазами.
— Ну, Эдуард, вот уж никак не ожидали тебя видеть, — сказала старшая женщина, подавая ему руку, — кто бы мог подумать, что ты так поздно приедешь к нам.
Тот, кого встретили такими словами, был красивый, статный, сильный и цветущий здоровьем молодой человек, с умным, открытым лицом, светлыми выразительными глазами и длинными вьющимися волосами.
— Я хотел во что бы то ни стало побывать у вас, тетя, хотя вы меня и не ожидали, — отвечал он, войдя поспешно в комнату и затворив за собой дверь. Если бы мне не удалось приехать к вам, то боюсь, что вас постигла бы другая, более страшная неожиданность.
— Силы небесные! Что случилось? — вскочила тетка в сильном испуге, между тем как остальные ожидали ответа, затаив дыхание.
— Во-первых, — начал Эдуард, — знаете ли вы, что война с Великобританией уже объявлена?
— Нет, — отвечал тут дядя, приближаясь к нему, — это тяжелое известие еще не проникло в нашу глушь. Это действительно событие, Эдуард?
— Да, — отвечал тот, — наше правительство формально объявило войну англичанам 8-го июня, хотя и говорят, что старый изменник Гулль ничего еще не знал, проезжая здесь в конце того же месяца.
— Что это значит, Эдуард, что ты так непочтительно отзываешься о старом, заслуженном генерале Гулле? — вскричал дядя.
— Накажи меня Бог, если я лгу, — ответил сердито Эдуард. — Да будет проклят тот день, когда ему поручили начальство над храбрыми солдатами, которым он так постыдно изменил.
— Что ты говоришь, молодой человек? — говори яснее, нетерпеливо спросил дядя.
— Он, — отвечал Эдуард, — отдал англичанам все наши военные запасы и несколько крепостей, не позволив нам сделать ни одного выстрела в защиту их.
— Всемогущий Боже, это непостижимо! — вскричал старый Штанфорт, бессильно опускаясь на близстоящий стул; жена же его громко вскрикнула от испуга и залилась слезами. Эдуард посадил тетку на стул, дал ей успокоиться и продолжал:
— Это несчастье заставляет нас искать спасения в бегстве. Индейцы, собравшиеся под предводительством Текумзе, разорили почти не защищавшиеся северные штаты, двинулись на юг и вскоре вторгнутся сюда, и я боюсь, что они уже близко.
— О, Эдуард, — вскричала молодая девушка, которая до сих пор молчала, но была очень внимательной слушательницей, — что же будет с нами?
— Не знаю, — отвечал Эдуард озабоченно; но, заметив страх своей кузины, он горячо пожал ей руку и, придав голосу спокойный тон, сказал: — Успокойся, Мабель! Пока мои руки в состоянии двигаться, ни одна вражья рука не коснется тебя.
— Дядя, — обратился он к названому отцу девушки, — нам нельзя терять времени, если хотим спастись; надо уезжать скорее; если возможно, сию же минуту.
— Отлично, — отвечал дядя, — но куда?
— Ты знаешь, что у нас есть шлюпка, которую оставил нам капитан Вельс. Я думаю, ее надо поскорее исправить, насколько позволит нам время, потом собрать все самое необходимое и плыть к большому озеру, а все остальное предоставить Всемогущему Провидению.
— Однако ты принес действительно тяжелые вести, — сказал старший мужчина, еще раз обдумав все услышанное им. — Гулль изменил нам; и наша храбрая армия побеждена… Да не ошибся ли ты, Эдуард?
— Нет, дядя, тут не может быть никакой ошибки, так как я сам был в войске, когда он предал нас.
— Ты, Эдуард, ты?
— Да, дядя.
— О, небо, сжалься над нами! — простонала жена Штанфорта в величайшем ужасе. — Кровожадные индейцы уже близко, и вскоре они убьют нас. Если бы мы остались в Коннектикуте, где были в совершенной безопасности, и не заехали бы в такую глушь, то не подверглись бы такой опасности. Я говорила тебе это, Амос, но ты не хотел меня слушать.
— Ну, будет, жена, довольно, — успокаивал ее муж: он знал ее трусость и боялся ее нескончаемых жалоб. — Ведь все равно не будет никакой пользы, если мы станем так много говорить и ничего не делать. Успокойся, дело еще не так дурно, как говорит Эдуард.
— Я думаю, что оно еще хуже, нежели я рассказал вам, — отвечал Эдуард серьезно.
— Ну, расскажи мне все, только покороче и поскорее, — сказал дядя.
— Да, я должен говорить как можно скорее, так как мне нужно торопиться домой: я еще не предупредил своих об угрожающей опасности… Но мне пришла в голову счастливая мысль, — вскричал он, живо оборачиваясь в ту сторону, где сидел уже упомянутый нами юноша. — Слушай, Пелег, сбегай к нам и предупреди отца, чтобы и он мог приготовиться к бегству. Скажи также, что через несколько минут я приеду сам.
— Я… я… я не хочу идти, — отвечал Пелег, забившись в угол и озираясь по сторонам.
— Неужели же ты боишься?
— Ничуть не боюсь, — отвечал Пелег задорно, — но я не понимаю, зачем мне идти, когда ты сам через несколько минут приедешь туда?
Положение было слишком серьезно, чтобы смеяться над очевидной трусостью юноши. В это время Мабель, слушавшая молча весь разговор, вызвалась сходить к родным Эдуарда и уже надевала свою соломенную шляпу, но Эдуард горячо восстал против этого, говоря, что он не допустит ее подвергаться опасности из-за него..
— Тем более, — прибавил он, — что я в коротких словах предполагаю объяснить дяде положение дел и вовремя поспеть домой.
— Я хочу рассказать тебе, дядя, про измену генерала Гулля, — начал он свой рассказ.
— Около двух недель тому назад наше войско, в котором я был добровольцем, придя в Детруа, с удивлением узнало, что уже начались враждебные действия между Соединенными Штатами и Великобританией. Прошло не более суток, как неприятель подступил со всей своей силой, пробился через окопы и потребовал сдачи форта, но ему было отказано в этом, и началась бомбардировка, продолжавшаяся всю ночь, но не причинившая большого вреда. На следующий день вследствие непростительной беззаботности и легкомыслия Гулля неприятелю удалось достигнуть наших укреплений.
Он приблизился, чтобы атаковать нас; мы же, будучи вполне уверены в славной победе, ждали только сигнала броситься на врагов, как вдруг, к невообразимому ужасу, услышали приказ сложить оружие и признать себя военнопленными.
— Как?! Не сделав ни одного выстрела? — вскрикнул удивленный Штанфорт-дядя.