— Стаська, тебя не дозваться! — возмутилась Марина, выдернув наушник из уха девушки.
Вздрогнувшая Станислава оторвалась от монитора, повернула кресло и подняла глаза на возникшую будто из ниоткуда Короткову.
— Что? — испуганно спросила она у Марины, серо-голубые глаза округлились.
— Что-что, — проворчала та. — Игорь Валентинович зовет тебя с макетами, клиент уже у него в кабинете. Ждут только тебя, а ты в своем космосе. — Короткова недовольно поморщилась, оглядывая Стасин закуток.
Стася чуть расслабилась. Выдохнув, она распрямилась в кресле, выключила плеер и уже уверенно улыбнулась Коротковой:
— Прости, потеряла счет времени. Передай, что через минуту приду, только папку соберу.
— Угу. — Марина кивнула, но уходить по какой-то причине не торопилась. Прищурившись, разглядывала Станиславу.
— Что? Что такое? — Осеева забеспокоилась, заерзав в кресле. Запустила руку в прическу, желая ее поправить. — У меня тушь размазалась?
Короткова не спешила выдавать диагноз, рассматривала нейтральный макияж Станиславы, которую считала своей подругой, темно-каштановые пряди волос, уложенные небрежно, будто наспех, руки с отсутствующим на них маникюром, жакет, юбку с небольшим разрезом спереди.
Стася, по мнению Марины, не являлась убойной красавицей, но было в ней что-то… Некая внутренняя чистота, чисто женская гармония, только в классических романах и встречающиеся… Сила, удачно сплавленная с хрупкостью и тела, и души. «Девушка не от мира сего», — так и в глаза и за глаза называла Короткова Стасю. Все это вместе взятое делало Осееву в сотни раз лучшей пустой прелестницы, гордящейся своей безупречностью.
— Есть зеркало и расческа? — деловито осведомилась Марина.
— А что такое? — смешалась Станислава, покраснев. — Я плохо выгляжу?
— Глаза, конечно, зеркало души, — с загадочным видом в ответ улыбнулась помощница Игоря. — И они у тебя чудо как хороши. Но еще лучше, если к ним будет прилагаться чудо какая хорошая прическа, а не курятник на голове.
— А почему… — начала взволнованная Станислава.
— А потому, Осеева, — с притворной грозностью в голосе оборвала ее Марина, — что клиент, для которого ты две недели макеты делала, молод, не женат. И приятной не только наружности, но и обхождения!
Станислава совсем растерялась. С этим мужчиной, Михаилом Игнатьевичем, она несколько раз говорила по телефону, чтобы яснее представить себе рабочую задачу и выяснить его точные запросы. Он показался ей человеком в летах, нетерпеливым, деловым и требовательным. Приятным в обхождении его трудно было бы назвать, скорее привыкшим давать четкие инструкции тут же бросающимся их выполнять подчиненным. А Марина теперь заявляет…
Нет, ее желание — желание глубоко замужней женщины, недавно покинувшей уютный мирок декрета, — удачно пристроить замуж симпатичных лично ей девушек, чтобы они тоже познали ее счастье стать женой и матерью, понятно и объяснимо. Но в случае со Стасей оно не реализуемо, потому что… Не реализуемо.
— Марин, я… — Станислава встала и принялась быстро запихивать в папку разбросанные повсюду макеты. — Зайду, в общем, причешусь в туалете. А ты иди, сообщи Игорю Валентиновичу.
— Ну-ну, — Короткова тряхнула темными волосами, скептически улыбнувшись. — Причешется она… Садись!
Собрав папку, Станислава нехотя подчинилась, громко вздохнула.
— Только побыстрее, — умоляла она, пока руки Марины боролись с ее непокорными локонами.
Игорь, само собой разумеется, простит многое, считая Стасю своей второй сестрой, но вот клиенты агентства все как один склонны раздражаться и ругаться при малейшей задержке. И с чего вдруг Марине в голову взбрело сватать ее за какого-то мужчину, пусть и «приятной наружности и обхождения»? Но что поделать — плетью обуха не перешибешь, она потерпит минуту-другую…
Через пять минут Станислава Осеева, волосы которой были уложены с той красивой искусной небрежностью, добиться которой мечтают все женщины, а подправленный макияж подчеркивал глубину серо-голубых глаз, неслась по коридору к кабинету начальства, зажав под мышкой папку с едва не вываливающимися из нее листами макетов. Шпильки, отстукивающие частую дробь по полу, и узкая юбка мешали сделать шаг шире, чтобы быстрее добраться до цели.
Наконец запыхавшаяся Стася распахнула дверь в кабинет Пятигорского, готовая к активному и эффективному обсуждению с клиентом первоначальных результатов ее работы. Вот только если бы она знала, что всего через две минуты после этого готова будет сквозь землю провалиться, лишь бы в глаза не видеть ни этого клиента, ни этого кабинета, вообще ничего…
***
Вячеслав краем глаза отметил новое появление Марины Коротковой и нахмурился, наклонившись, вернувшись к изучению папки, подсунутой ему Пятигорским. К разговору девушки и Игоря он практически не прислушивался.
Болезненные ассоциации. С некоторых пор Вячеслав Ледянов недолюбливал молчаливых, холодно и независимо держащихся брюнеток. Вот и Марина, помощник Игоря, была из таких. Пусть и фигура не та, и возраст, и рост, и тип лица, и цвет глаз тоже, но своим поведением отчасти напоминала её. Ту, которой давно нет в его жизни, но которая — парадокс! — так в ней и осталась. Каждая, претендующая на более длительное пребывание рядом с ним, чем ночь-две, сравнивалась с ней, и каждая проигрывала. Потому что была не нужна. А Ледянов еще раз равнодушно отмечал: начать заново ожидаемо не выходит, и на самом деле ему этого не требуется.
Марина, выслушав Игоря Пятигорского, тихо бросила: «Хорошо», а Ледянова захлестнул новый приступ раздражения. Хотелось выплеснуть свою желчь, наговорив девушке язвительных замечаний о ее работе: кофе нести не торопилась, в документах нашел опечатки, оделась не в соответствии с деловым этикетом, смотрит на него слишком часто и пристально. Очень хотелось высказаться, но… С тех самых пор, как он стал подобным образом воспринимать холодных и принципиальных брюнеток, Слава старался не давать волю своему дурному нраву и языку. Поэтому извлек из личных запасов несколько шаблонных, хорошо отработанных на других комплиментов и даже дважды улыбнулся этой Марине, чем, видимо, завоевал ее распоряжение, девушка чуть оттаяла.