— Классовая ненависть, — говорит полушопотом мне на ухо мой сосед по кубрику, балтфлотец Паша Петров, приволокший с берега большой обросший мхом осколок скалы, — это сделала классовая ненависть.
Да, классовая ненависть. Паша Петров, пожалуй, угадал. Ибо только она не теряет своей силы даже в Арктике. Флаг сломали наверное пробиравшиеся на Кап-Флору на шхунах иностранные зверобои и искатели острых ощущений — богатые туристы. Их суда незаконно посещают Кап-Флору.
С гулким стуком падают к подножью флага валуны. В Арктике серп и молот приводят американских туристов в слепое бешенство. Морской ветер уже несколько минут свистит в прорезях серпа и молота самостоятельно стоящего теперь советского знамени. Шмидт давно уже вместе с нами бросает к его подножию валуны.
Советский флаг на мысе Флора.
— Ничего, ничего, — тихонько смеется он, подталкивая ногой обратно скатившийся валун, — призрак коммунизма бродит уже и по Арктике. Ничего, — этот флаг мы укрепим надежнее…
Миссис Бойс, и испанский бутафорский полярник дон Гисберт, и вы, американский полковник Уильямсон, — в случае вашего нового туристического вояжа на архипелаг, на Кап-Флору, вы опять потеряете аппетит. Не посещайте и островов Белля, Альджера и даже Землю кронпринца Рудольфа: мы и там поставили железные флаги советской страны.
СОЛОНКА ФРИТЬОФА НАНСЕНА
За валуном, у которого мы водрузили флаг, высятся руины досчатого домика. Он покосился, расползся, как растоптанная каблуком сапога спичечная коробка. Его раздавило время. Домик построен по приказанию Седова в 1913 году. Крыша сохранилась только на маленькой кладовой. От жилого помещения остались одни расщепленные, изломанные досчатые стены. В груду брошенного хлама, спаянного льдом, вмерзли старые башмаки, пустые ружейные гильзы да обрывки одежды и разбитая посуда. В кладовой валяются кучи проржавевших банок из-под разных консервов.
Правее и ближе к берегу — четырехугольная изгородь из бамбуковых шестов. Это жалкий скелет второй хижины зимовавшей на мысе Флоры американской экспедиции Фиала. Посредине сгнившего пола лежит чугунная печка с украшениями. Зубная щетка. Изорванные старинного фасона английские высокие галоши. Вокруг печки валяются осколки посуды, обрывки зеленых брюк. На подступающих вплотную к хижине кочках болота — масса медных гильз к старинным карабинам. Четырехугольные ржавые жестяные ящики с законсервированным сушеным мясом — пеммиканом и круглые жестянки из-под галет вросли до половины в мох. Около одного из валунов белеет куча выцветших от старости парусов и канатов. В воде болотистого озерка мокли полусгнившие дубовые бочки и разбитые ящики.
На пригорке за развалинами дома Седова я нахожу во мху синюю эмалированную солонку. Эмаль снаружи и изнутри потрескалась, открывая черный чугун. Внезапно меня осеняет догадка В моих руках солонка, из которой брал соль Нансен в доме у Джексона. Хижина Джексона стояла на этом месте пригорка. Прислонившись спиной к валуну, стараюсь проникнуть воображением к тем временам, когда на этом пригорке стоял полярный поселок Эльмвуд. Когда-то с этого пригорка с надеждой смотрел на море, ожидая корабля из Европы, Фритьоф Нансен. Синяя солонка. Я уже почти убежден в том, что в нее погружалось лезвие ножа Нансена.
„— Очень рад вас видеть! — произносит Фредерик Джексон.
— Благодарю. Я также.
— У вас здесь корабль?
— Нет, „Фрам“[9] не здесь.
— Сколько спутников с вами?
— У меня один товарищ там на льду.
Разговаривая, мы подвигались к земле. Я был уверен, что мой собеседник узнал меня или, но всяком случае, догадался, кто скрывается под наружностью дикаря. Но вдруг, когда я обронил какое-то замечание, он остановился и с удивлением спросил:
— Да вы не Нансен ли?
— Фритьоф Нансен.
— Клянусь Юпитером, я рад вас видеть! — и он схватил мою руку и еще раз крепко пожал ее. Все лицо его сияло; а в темных глазах светилась радость от неожиданной встречи.
— Откуда вы сейчас?
— Я оставил „Фрам“ на 84 градусе северной широты, после двухлетнего дрейфа во льдах. С Иогансеном я добрался до 86°14′ северной широты. Затем мы повернули обратно. Год мы зимовали вдвоем в хижине из валунов и моржовых шкур, на неизвестном острове, на севере архипелага. С весны идем по льду и островам на юг.
9
В конце девятидесятых годов Нансен опубликовал в географических журналах гипотезу (предположение), что сквозь Северный полярный бассейн проходит мощное течение. Зародилась у Нансена эта мысль после находки около Гренландии остатков раздавленной у полярных берегов Сибири шхуны „Жаннетты“ американского исследователя Де-Лонга.
Ученые отнеслись к гипотезе недоверчиво.
— Как вы тогда иначе объясните находку остатков „Жаннетты“ у Гренландии? — задавал им вопрос Нансен. — Как вы объясните находку на островах Земли Франца-Иосифа плавника?
Нансен решил воспользоваться предполагаемым течением, чтобы достичь Северного полюса. Весной 1894 года он отправился к устью сибирской реки Лены, чтобы, намеренно вмерзнув около места гибели „Жаннетты“ в полярные льды, дрейфовать с ними по течению к северному полюсу.
Гипотеза оправдалась, но не целиком: течение шло не прямо на Север.
Вмерзнувшего в полярные льды около Новосибирских островов „Фрама“ стало дрейфовать, не к северному полюсу, а на северо-запад. Весной 1895 года „Фрама“, бывшего уже за архипелагом Франца-Иосифа, понесло на юго-запад.
Покинув „Фрам“, Нансен сделал тогда попытку попасть на северный полюс по льду.
Достигнув 86 градуса северной широты, Нансен из-за тяжелых льдов был принужден повернуть на юг, к Земле Франца-Иосифа. „Фрам“ после двухлетнего с лишком дрейфа со льдом освободился и вернулся в 1897 году невредимым в Норвегию.