Распрямив затёкшую спину, смахнув пот со лба и посмотрев по сторонам, я убедилась, что всё осталось как прежде. Люди продолжали неподвижно лежать на столах, никто не шевелился, ни крутил головой, не спрашивал в изумлении, как он тут оказался. Пако обещал, что пробуждение произойдёт мгновенно. Пако обещал…. Боже, какая я всё-таки дура. Если "почти мгновенно" у них означает три дня, то, сколько будет просто "мгновенно"? День? Полтора? Или несколько часов?
— Так, — громким, уверенным тоном врача, который совершенно не знает, что делать дальше, возвестила я. — Вот и всё. Осталось только подождать немного… денька два или чуть больше.
— Ой, — огорчилась Ева-Лотта, — а я думала, мама проснётся сразу…
— Сразу, только кошки родятся, — наставительно заметила я.
— Послушай, Чумазая, ты забываешь о своих обязанностях, — строго сказал Андерс. — Иди к мосту и немного покарауль на башне. Да смотри, не смей больше соваться в лес!
— Ладно, — с вздохом сказала девочка. — А если мама проснётся, вы меня позовете?
— Обязательно, — ответила я. Ева-Лотта вышла.
Ленсмен проковылял к широкой лавке около камина, сел на неё, и вопросительно посмотрел на меня.
— Ты ногу мне лечить собираешься или нет?
Я усмехнулась. — Вот зачем ты её отослал.
— Конечно. Маленькая она ещё на такие вещи смотреть.
— Согласна. Разматывай пока повязку, я схожу за своими микстурами. Надеюсь, они не протухли.
Когда я вернулась, в камине вовсю пылал огонь, над которым висел котёл полный закипающей воды. Андерс, морщась от боли, отдирал пропитанные кровью бинты. Рана оказалась к счастью не рваной и достаточно чистой. Я зажгла световой шарик, несколькими касаниями, блокировала нервные окончания, и принялась за работу.
— Ну, вот и всё, через неделю, танцевать сможешь. Тебе ещё повезло, что у мишки оказались такие острые когти, если бы он вырвал кусок мяса, возни было бы гораздо больше. — Я наложила последний шов, и обильно смазав повреждённое место антисептической мазью, взяла чистый, льняной бинт.
Ленсмен, внимательно наблюдавший за ходом операции кивнул и, усмехаясь, сказал: — А я думал, что ты будешь заклинания читать, или зелье какое колдовское сваришь, а ты действовала, словно полковой лекарь. Тоже мне, ведьма.
— Ага, вот только полковой лекарь, сначала огрел бы тебя дубинкой по голове, чтобы ты не мешал ему работать своими истошными криками. Потом долго бы копался в ране нестериль… грязными инструментами, занеся кучу всякой заразы, от которой ты и помер бы несколько дней спустя, — парировала я, споласкивая руки в тазу с тёплой водой.
— Да ладно, не злись, я же шучу.
— Я не злюсь, Андерс. Сейчас, ты ляжешь в постель, и будешь лежать, не вставая. Тогда дня через три, сможешь снова нормально ходить.
— Как скажешь, госпожа доктор. Знаешь, я теперь даже почти рад, что не поймал тебя тогда.
— А уж как я рада, можешь себе представить.
Нашу беззлобную пикировку, прервала Ева-Лотта. Она словно сумасшедшая влетела в зал и кинулась к нам. Её лицо раскраснелось от быстрого бега.
— Солдаты, на мосту солдаты! — девочка так запыхалась, что мы с трудом смогли разобрать слова. — Они ломают ворота, и скоро будут здесь!
— Проклятье! — взревел Андерс, вскакивая на ноги. Его лицо, тут же исказилось от боли. — Я так и знал, что этот говнюк Лобо не усидит в замке, и выступит, как только сойдёт снег. Там их много?
— Очень, очень много! Я увидела, и сразу сюда.
— Молодец, — сказала я, вставая. Похоже, проклятая судьба в очередной раз, решила подложить мне свинью. Ладно, не привыкать. — Оставайтесь здесь, попробую их остановить.
— Вот ещё, — возмутился ленсмен. — Ты там будешь развлекаться, а нам скучать?
Не ответив ему, я выбежала на улицу, прихватив по дороге посох.
Глава 11 Круг замкнулся
(Мир Ириан, Змеиное ущелье, Олег — 25 лет, Марта — 18 лет).
Чистая талая вода, разлетающаяся из-под сапог тысячью капелек, сверкала в солнечных лучах. Я бежала навстречу бою, возможно последнему, не отягощённая печальными мыслями и тревожными сомнениями. Это казалось абсолютно нелепо, думать о смерти в такой чудесный день. Внезапно вспомнилось, что я пропустила свой день рождения, наверное, первый раз в сознательной жизни. Признаться, мне доводилось праздновать его по разному: когда, в хижине на болоте, сжавшись в комочек под рваным одеялом, дрожа от холода, глотая голодные, злые слёзы, прижимая к груди мамин подарок — тряпичную куклу, набитую рубленной соломой, когда, с помпезной роскошью, в замке маркграфа Джардинса, за столом уставленном деликатесами, танцуя под музыку лучших в округе музыкантов. Но, чтобы, банально проспать, пусть и ведя параллельно, познавательную во всех отношениях беседу с зеленокожим инопланетянином — такое, признаться со мной случалось впервые.