Я пожала плечами и дальше шла молча, стараясь не смотреть по сторонам на жуткий пейзаж, тотального разрушения и смерти.
Полигон, где уничтожались опасные игрушки, оказался выжженной плешью, окружённой со всех сторон, развалинами огромных домов. Книгу просто положили на землю, облили маслом и подожгли. Горела она плохо, изо всех сил сопротивляясь огню. Магистры непрерывно читали заклинания, которые, по всей видимости, не должны были дать злу разлететься по округе. В конце концов, от древнего фолианта, осталась только кучка пепла. Его, тщательно собрали, пересыпали в железную коробку, и зарыли в землю. Представление окончилось.
Обратно мы вернулись через час и сразу направились в канцелярию. Следовало внести моё имя в ведомость, заполнить массу бумаг и совершить ещё множество бессмысленных ритуалов. Дело шло медленно. Несколько раз, мне под нос пихали какие-то листки и требовали в них расписаться. Писать я не умела, приходилось ставить отпечаток большого пальца, что признаться, было очень унизительно. Наконец закончив оформление документов, мы прошли в кабинет, где за огромным столом, сидел хмурый дядя с постным лицом усталого инквизитора. Он окинул меня высокомерным взглядом и брезгливо поморщился.
— Знакомься, Марта — Мартин Стошальский, секретарь Совета, — весело сказал Олег. — Мартин, это моя ученица.
Тот высокомерно кивнул.
— Будь добр, поставь, пожалуйста, подпись.
— Прежде чем я подпишу, её кандидатуру должен утвердить совет и лично Сайрес Спилет, — лениво ответил Мартин, — а до того момента…
— Вот, необходимые бумаги, — кротко ответил учитель, сунув секретарю под нос толстую пачку. Тот забрал её и принялся изучать.
— А почему Родригес расписался дважды? И где подпись Леммана?
— Лемман болен, ты же знаешь, а Хуго его замещает.
— Ну и что? У него нет права подписывать бумаги такого уровня за других.
— В данном случае, есть. Вот разрешение с визой Гроссмейстера.
Олег протянул Стошальскому листок. Тот взял его с таким видом, словно он был дохлой крысой, осмотрел со всех сторон, только что на зуб не попробовал, затем тяжело вздохнул и отложил в сторону.
— А где справка о медицинском освидетельствовании?
— Она требуется с тринадцати, а ей всего одиннадцать биологических лет, вот заключение экспертизы.
— А разрешение родителей?
— Девочка круглая сирота.
— Где бумаги, подтверждающие это?
— Их нет, но есть свидетельство члена совета, Магистра Эовиля. Ознакомься.
Мартин поджал губы.
— Все помещения заняты.
— Меня это совершенно не волнует. Тебе процитировать тридцать первый параграф Устава?
Секретарь смерил взглядом увесистую пачку листов, и пожал плечами, признавая поражение.
— Комната триста восемнадцать. Но её нужно сначала освободить и привести в порядок.
— Когда она будет готова?
— Дня через три, не раньше.
— Хорошо, нас это устраивает. Доброго вечера.
Вместо ответа, Мартин отвернулся и мы, покинув кабинет, вышли на улицу.
— Какой злой дядька, — робко сказала я. — Знаешь, мне ведь совсем не нужно никакой комнаты.
— И где же ты собираешься жить? В собачьей будке? Экстравагантно конечно, но боюсь, другие не поймут. Ничего, не бери в голову, Пасюк любит делать вид, что все вокруг ему страшно обязаны.
— Пасюк?
— Это его прозвище. Очень скользкий тип.
— А где я поселюсь, пока готовят комнату?
— У меня дома.
— Здесь?
— Нет, конечно, на Земле, в городе Санкт-Петербург.
— Где?
— Сейчас сама увидишь.
Всё произошло совершенно внезапно. Ещё мгновение назад, мы шли по каменным плитам заднего двора резиденции Ордена Чистого Сердца, освещаемые слабыми лучами закатного солнца. Я держала учителя за руку и прыгала с плитки на плитку, стараясь наступать только на жёлтые квадратики. Потом, неожиданный рывок, шум крови в ушах, затем, мы оказываемся почти в полной темноте. Под ногами шершавая, твердая, словно камень земля, над головой, бледные, редкие звёзды и серебряный серп месяца. Я очумело кручу головой… как всегда, переход в другой мир произошёл неожиданно, хотя следовало бы уже привыкнуть. И тут из темноты на нас набрасывается чудовище, огромное словно дом, с двумя сияющими глазами. Оно страшно рычит, шипит и грохочет, а свет, вырывающийся из глаз, слепит словно солнце…
Ещё никогда я так не пугалась. Даже когда тофы грызли маму, даже когда я чуть не утонула в болоте, играя с Ууруном в "кто глубже нырнёт", даже когда Олег дрался с бандитами, что убили бабку, я не чувствовала ТАКОГО страха. Сердце провалилось в желудок, ноги приросли к земле, горло свело судорогой, что ни вздохнуть, ни крикнуть и, в завершении всех бед (неприятно конечно об этом говорить, но от правды никуда не денешься), я описалась.