— Хитрый же ты гусь, Василий, — усмехнулся следователь. — Ну, хорошо… — однако договорить он не успел. Совершенно неожиданно Катерина рванулась со своего места, пытаясь схватить амулет, лежащий на столе.
— Это мое! Отдайте! — завопила она.
Однако Василий оказался проворнее. Ловким движением он смел амулет на пол и швырнул девушку на стол, сильно заломив ей руку.
— А я смотрю, ты проворен, брат, — восхищенно произнес следователь.
— Заткнись, — сквозь зубы прошипел Василий. — А ты… — обратился он к девушке, постепенно ослабевая захват. — Ты садись на свое место и выкладывай об этом амулете все, что знаешь.
Потом он наклонился и поднял амулет.
— Итак, я слушаю…
— А что говорить? — голос девушки звучал обиженно. — Это последнее, что у меня от родителей осталось. Мне его отец привез из экспедиции.
Василий повернулся к следователю.
— Все может быть, — пожал он плечами. — Ее отец морским офицером был. Ежели что относительно его плаваний интересует, то это надо в Адмиралтействе узнавать, если, конечно, они бумаги все не пожгли. Он сам из бывших. Судя по материалам дела, долго притворялся, втирался в доверие, ну а сам вредительством разным занимался…
— Все вы врете! — фыркнула Катерина.
— А ну заткнись!
— Подожди ты, — тормознул следователя Василий.
— А куда он тогда плавал, не знаешь? — вновь повернулся к девушке Василий.
Она отрицательно помотала головой.
— Куда-то далеко. Тихий океан, остров Пасхи, льды… Папа говорил, что если долго смотреть на эту каракатицу, то начинает казаться, что ее щупальца шевелятся…
— Что еще вспомнишь?
— Не знаю. Отец говорил мне беречь этот медальон. Говорил, что это — амулет, защищающий от Зла… Только я сколько ни молилась ему, мне так ничего и не помогло.
— А разве тебя не учили в гимназии, что Бога нет, а молиться — зря время терять? — ехидно заметил следователь.
— Погоди, — остановил его Василий. — Тут все может быть посерьезнее. — Он вновь повертел в руке крошечный кусочек металла. Бляшка и бляшка. Ничего особенного. Понятно, почему ее до сих пор не отобрали. — И все-таки постарайся припомнить. Может, была какая-то история, связанная с этим амулетом. Ну, хоть что-то, за что можно было бы зацепиться?
Девушка долго молчала, а потом неожиданно заговорила тихо-тихо, так что едва слышно было.
— Не знаю, может, мне это все привиделось… Я еще совсем маленькой была. И вот отец как-то взял меня на корабль. Они как раз зачем-то с рейда в Кронштадт шли… Мать была против, но отец настоял. Дочь моряка должна хоть раз побывать в море и все такое. Так вот, плаванье должно было два дня продлиться. Час до Кронштадта, потом почти двое суток то ли выгрузка чего-то, то ли загрузка, и на следующий день вечером мы дома. Пока команда трудилась, отец меня в собор Кронштадтский сводил… Гуляли мы по фортам до самого вечера, а потом… В общем, я уже спать легла, а отец на палубу вышел покурить. Он в каюте никогда не курил. А может, и курил, но только я этого не видела и в каюте у него табаком не пахло. Так вот, пошел он покурить, и долго его очень нет. Я ждала, ждала, потом испугалась. Все-таки место для меня новое, да и маленькой я тогда была, лет пяти, не больше. В общем, испугалась я страшно, а тут луна еще такая огромная в небе… Оделась я и пошла папу искать, — тут голос девушки сел, и она заплакала.
— Да ты не плачь, не плачь, плакать надо было, когда ты родину англичанам продавала…
— Постой, — Василий встал, подошел к соседнему столу, и из графина налил стакан воды. Потом с сомнением посмотрел на содержимое стакана. — Вода-то у вас тут свежая?
— А хоть и отравится, у нее все равно смертный приговор.
Василий пожал плечами. Довод в духе расстрельного отдела. Повернувшись, он протянул стакан Катерине.
— Выпей, а то, небось, в горле пересохло, и давай-ка продолжим.
— Так вот, — немного успокоившись, продолжала девушка. Долго я плутала по темному кораблю. Помню, на каких-то матросов наткнулась, так испугалась еще больше. Они были такие здоровые, небритые. Я от них как рванула и окончательно заблудилась…
— Ты не про матросов, ты про цацку рассказывай, — вновь встрял Валерий Федорович. — А то уже целый роман тут наплела, а по сути дела ни слова.