— Странная история. Как вы думаете, может, колдовские печати сдерживали какое-то чудовище?
— Возможно… — неопределенно протянул барон. — Только тут возникает вопрос, что чудовище делало глубоко подо льдом много тысяч лет, чем питалось и…
— Морской змей… Если нижние коридоры как-то связаны с морем, то он…
— То его заметили бы много раньше. К тому же никаких следов змея не обнаружено. Нет, люди спустились под землю сами. Вот только понять, какова была наживка, заманившая их туда, и что охраняли эти печати.
— Завтра выясним…
— Ох, не нравится мне это, — заметил барон. — А особенно не нравится присутствие фашистов, так что, что бы там господин Штейнер не вещал, боеприпасов бери по максимуму. Неизвестно, с кем или с чем мы столкнемся под землей.
— Да, я еще хотел спросить о Катерине…
— Она пойдет с нами, точно так же, как комиссар. Только не надо пугать их жуткими рассказами.
— Но зачем нам брать их с собой? Там же опасно. Я вообще не понимаю, зачем Катерину притащили сюда?
— Ты еще спроси, зачем я спас ее от расстрела. Нет, по-твоему, было бы лучше, если бы ее перемолола большевистская мясорубка.
— Но если она виновна?
— В чем? В том, что папа и мама у нее не лапотные крестьяне?.. К тому же, боюсь, она замешана во все это много больше, чем нам может казаться. Знаешь, Василек, есть такая вещь как предчувствие. Так вот, мне кажется, что она не просто нужна нам, а необходима, правда, хоть убей, не могу сказать, откуда это ощущение. Или все дело в сновидениях… Кстати, ты видишь сны?
Василий хотел было рассказать о странном зале и гигантской фигуре, но почему-то не решился. Словно невидимая рука запечатала его уста, не давая вымолвить ни слова.
— А я вижу… — продолжал барон, не заметив колебаний своего собеседника, — и знаешь, чем я больше обо всем этом думаю, тем меньше мне нравится вся эта археологическая затея.
Глава 8
БАНДА БАТЬКИ ГРИГОРИЯ
[1921]
— Стой! Кто идет? — Василий вскинул винтовку наперевес, нацелившись на кусты.
— Может, медведь? — предположил Петро, прячущийся за толстым дубом по другую сторону тропы.
— Ты еще слона приплети, — фыркнул Василий и потом, повернувшись в стороны кустов, добавил. — А ну вылазь, а то как пальну!
— А выйду, не стрельнешь? — голос был хриплым, стариковским.
— Ты выйди, а там глянем, что за птица.
— Ты винтовочку-то опусти, а то шибко боязно.
— Я-то опущу, а ты по мне из обреза пальнешь. Вылазь давай, а то мое рабоче-крестьянское терпение кончается! — рявкнул Василий.
С треском зашевелились кусты, и на тропинку вышел мужичок в длиннополой рубахе, подпоясанной веревкой. Из-под рубахи торчали темные штаны, заправленные в высокие кирзовые сапоги. На плече незнакомца висела котомка, а в высоко поднятых руках и в самом деле был обрез. Из-за низко надвинутого картуза торчал нос картошкой и бесформенная рыжая борода.
— Ты стрелялку-то брось! — рявкнул Василий, вновь тряхнув винтовкой. — Ты бросай, бросай… А то смотри, я нервный. Враз пальну!
Мужичок выпустил из рук обрез, и тот упал в траву.
— Вот так-то лучше, — с облегчением вздохнул Василий. — Ты чей будешь?
— Ты пароль, пароль у него спроси… — посоветовал Петро, высовываясь из-за дуба.
— Дурень ты, Петро! — пытаясь придать своему голосу солидность, объявил Василий. Хоть Петро был на год старше, а политически неразвит. Не было у него необходимого любому красному бойцу чутья, которое с первого взгляда позволяло выявить врага мирового пролетариата. — Откуда этому пароль знать? Видишь, не из наших он.
— Почем знать. На лбу у него не написано.
— А так не видно?
— Ладно, — махнул рукой Василий и снова повернулся к мужичку. — Кто таков?
— Прохор я, Цветков, из Заречья, — ответил мужичок. — Руки-то опустить можно?