Комиссар снял с полки керосиновую лампу, зажег ее и протянул Василию.
— Держи.
— А вы?
— Мне без надобности, — ухмыльнулся комиссар. Я в темноте хорошо вижу.
— Но как…
Василий убрал револьвер с необычными пулями в кобуру. Все-таки, несмотря на все заверения Григория Арсеньевича, не верил он в убойную силу «заговоренных» пуль. Потом, взяв из рук комиссара лампу, огляделся. Сени как сени, только двери две. Одна вела в дом, а вторая, судя по всему, в здание сельсовета.
— Ну, я пошел, — улыбнулся Григорий Арсеньевич, направляясь в сторону двери, ведущей в дом. — И, Василек, будь осторожен. Если заметишь что-то двигающееся, стреляй не раздумывая.
Однако вместо того, чтобы сразу выполнить распоряжение комиссара, Василий прошел чуть дальше, мимо двери к трупу, распластавшемуся на полу, присел, чтобы рассмотреть, кого же все-таки прикончил Григорий Арсеньевич. Нет, это было невозможно! Перед ним на деревянном полу в луже крови лежал волк. Самый настоящий волк, с открытой пастью и вывалившимся языком. Вот только… он был одет, — одет в человеческую одежду, да и покрупнее своих лесных собратьев.
Василий от удивления потряс головой. Нет… наверное ему померещилось. А потом… Потом ему стало страшно, и выходило так, что те бабушкины сказки, что он слышал в детстве, лежа на печи — правда. Перед ним был волколак — существо волшебное и в реальности не существующее — страшилка из детских снов.
Василий прислонился к стене. Его трясло. Еще немного, и у него, наверное, началась бы истерика. Но тут где-то в сельсовете грянули выстрелы. Их грохот в мгновение отрезвил Василия, словно кто ушат холодной воды на голову вылил. Он ведь не просто так остался тут один, он должен… должен осмотреть дом. Снова где-то загрохотали выстрелы.
Дрожащей рукой Василий вытер пот со лба. Неужели он струсил… смалодушничал и теперь отступит? Он еще раз взглянул на поверженного волколака. Сейчас в тусклом свете он сказался всего лишь белесым пятном на полу. Вот она — вторая дверь.
Ноги не слушались. Сунув револьвер под мышку, Василий освободил руку, дернул дверь на себя, потом, чтоб она не закрылась, подставил ногу и тут же вновь схватился за пистолет. В неровном свете масляной лампы он видел, как ходит его рука, сжимающая оружие. Нет, так не пойдет. Так он, как пить дать, промажет. Надо… Надо… Усилием воли он попытался взять себя в руки, но ему не сильно это удалось. И тем не менее, лучше всего как можно скорее закончить и вновь присоединиться к Григорию Арсеньевичу, и не важно, кто он: красный комиссар или батька Григорий. Он был человеком и боролся против нечисти…
С этими мыслями, вытянув вперед лампу и держа револьвер наготове, Василий шагнул во тьму. В глубине души он надеялся, что никого не встретит, что дом окажется пуст, но… Все получилось совсем не так. Потому что в светелке кто-то был.
Яркая луна почти не заглядывала в горницу, несмотря на два окошка, и получалось так, что свет распространяла лампа в руках Василия. И в скудном свете этой лампы молодому бойцу открылась ужасная картина. Столь отвратительная, что в первый момент Василий опешил.
На столе, точно таком, как у него дома, лежал развороченный женский труп, ощетинившийся обломками ребер. Василию не надо было подходить ближе, чтобы понять: из груди женщины вырвано сердце. Над трупом стояла сгорбленная фигура, и эта тварь… В первый момент Василий не понял, что происходит, и лишь через несколько секунд осознал, что волколак макает когти в кровавое месиво трупа, а потом облизывает их, наслаждаясь вкусом.
Недолго думая, Василий вскинул правую руку и надавил курок, целя волколаку в сердце. Чудовище смело выстрелом. Василий хотел было подойти, посмотреть, кого же он в самом деле уложил, даже первый шаг сделал, но тут фигура на полу зашевелилась — оборотень стал медленно подниматься. Нет, ни один человек после такого не оправился бы. Василий отлично видел, что пуля вошла в сердце чудовища, и тем не менее оно было живо. Но не это было самым ужасным. Самое ужасное, что, повернув голову в сторону Василия, оно заговорило до боли знакомым голосом:
— Здравствуй, сынок. Так-то ты приветствуешь своего папку!
Руки у Василия задрожали, а ноги сделались ватными. Еще чуть-чуть, и он повалился бы на грязный пол горницы, став еще одной жертвой ужасной твари.
— Ты мне не отец, — дрожа всем телом, наконец смог выдавить из себя Василий.
— Да что ты говоришь? — усмехнулся оборотень. — А вот мы с мамкой думали по-другому. Негоже сыну от отца отрекаться.