— Предъявите документы, — голос принадлежал невысокому мужчине в длинной шинели без всяких знаков различия. Из-под шинели торчали вычищенные до зеркального блеска хромовые сапоги, а на голове была совершенно неуместная бескозырка с дурацкой ленточкой «Патруль». За спиной его маячило два матроса.
Понимающе кивнув, Василий полез во внутренний карман куртки. Начальник патруля на мгновение напрягся, но видя, что Василий двигается неспешно, чуть расслабился.
— Паспорт. Загранпаспорт. Билет на вон того красавца, — Василий ткнул пальцем в сторону теплохода. — Разрешение Третьего Особого отдела. Разрешение на ношение оружия…
Какое-то время патрульный внимательно изучал документы, вдумчиво вглядываясь в каждую печать. У Василия даже возникло подозрение — а может, он читать не умеет и документы попросил так, для проформы. Уж очень натруженное лицо было у этого начальника патруля. А матросы, словно два архангела, замерли у него за спиной с каменными, совершенно отстраненными лицами. Казалось, их совершенно не интересует происходящее.
Наконец изучив все бумаги, начальник патруля вернул их Василию.
— Извините, товарищ Кузьмин… Сами понимаете… Можете следовать на корабль.
Василий согласно кивнул. Хотя, если честно, ничего он не понимал. Прежде чем выпустить его на этот причал, где стоял бразильский лайнер «Кабрал», у него трижды проверили все документы: на КПП при входе в порт, на КПП при входе на Международный участок (там еще были и таможенники, и пограничники) и потом при выходе на этот бескрайний причал. А теперь вот еще и патруль. Перебор…
Кроме того, Василий чувствовал себя отчасти уязвленным. То замечательное настроение, душевный подъем, ощущение ожидания чего-то нового, неизведанного — все это прошло. Как дым, растаяло волшебное очарование, навеянное видом корабля и панорамой Балтики. Ему вновь напомнили, что он оперуполномоченный и ему предстоит далекое путешествие, где он должен «оправдать оказанное ему высокое доверие партии и народа». Тяжело вздохнув, пытаясь разогнать неприятный осадок (а ведь начальник патруля не сказал ему ничего обидного), он подхватил чемодан и заковылял в сторону теплохода.
Лишь подойдя ближе, Василий заметил, что время не пощадило корабль. Вблизи поверх белой краски были видны ржавые подтеки — следы неумолимого времени. Тем не менее, лайнер был кораблем новым. В третий раз ему предстояло пересечь Атлантику.
Василий уже направился было к трапу, возле которого скучал одинокий морячок, как кто-то окликнул его.
— Куда так спешишь?
Василий обернулся… Нет, это утро было поистине утром неожиданных встреч. В десятке метров от него, возле груды багажа стояло четыре человека. Из них двоих Василий отлично знал: это были Гессель Исаакович Шлиман и батька Григорий, ах да, ныне Григорий Арсеньевич. Последний был в длинном темном плаще из дорогой ткани. Такой плащ на барахолке строил бы целое состояние. Но Григорий Арсеньевич носил его небрежно, не застегивая, так чтобы видны были серая тройка английского покроя и огромный брильянт, вставленный в булавку галстука. Американская шляпа с широкими полями и казаки из крокодильей кожи довершали костюм. Не наш человек, да и только. Рядом с ним Шлиман в парадной шинели выглядел гадким утенком.
Двоих их спутников Василий видел впервые. Один в кожаном плаще с нашивками и фуражке странного покроя определенно был иностранным офицером. Округлое холеное лошадиное лицо, усики-мерзавчики, монокль. Нет, не мог такой человек жить в Советской стране. Встреть Василий такого в далекие двадцатые, он бы сразу поставил его к стенке. А четвертый — безумный ученый с гривой седых волос. Растрепанный, растерянный, он то и дело близоруко щурился, словно не привычен был к яркому солнечному свету. Персонаж, сошедший со страниц Уэллса.
— Подходите, Василий, не стесняйтесь. Заодно познакомитесь с вашими «товарищами по несчастью»…
— Ну почему же «несчастью»… — начал было Шлиман, но Григорий Арсеньевич отмахнулся от него, словно от надоедливой мухи.
Тем временем Василий приблизился к разношерстной компании — Григорию Арсеньевичу он отказать не мог, хотя в этот миг ему больше всего хотелось забиться в свою каюту и просидеть там до конца плавания.
— Смею рекомендовать вам Василия Архиповича Кузьмина, — продолжал Григорий Арсеньевич, обращаясь к двум незнакомцам. — Хороший молодой человек, исполнительный, в меру образованный для своего поколения. В трудную минуту можете на него положиться. А это, — продолжал он, в свою очередь, повернувшись к Василию, — профессор Троицкий. Один из самых выдающихся специалистов по Шогготам. Как-то мы путешествовали по пустыням Монголии… Впрочем, это отдельная, длинная история, — безумный ученый то ли слегка поклонился, то ли кивнул, подтверждая слова батьки. Василий протянул руку, и профессор осторожно пожал ее.
— Не бойтесь, — заверил его Шлиман. — Василий у нас оперативник, а не следователь. К тому же я уже говорил вам, случившееся было ошибкой… — и он натужно кашлянул, словно поняв, что сказал лишнее, и не желая продолжать скользкую тему.
— А это, — продолжал Григорий Арсеньевич, как будто не заметив слов начальника Третьего Особого, — Герхард Грег, эмиссар Третьего рейха. Он прибыл в нашу страну с особой миссией как посланец самого Генриха Гиммлера, но являясь большим специалистом по мифологии Ктулху, а также знатоком некоторых обрядов, практикуемых жителями Тибета, был приглашен в эту экспедицию в качестве представителя иностранного государства. Тем более, что нам предстоит плотное сотрудничество с господами из Германии…
Рука немца оказалась горячей, а пожатие твердым.
— Кроме того, господин Грег специалист в постктулхской клинописи и иероглифике народов My. Так что прошу любить и жаловать.
Для Василия, несмотря на то, что Григорий Арсеньевич рекомендовал Герхарда Грега как человека образованного, все эти слова и названия мало что значили. Нет, о материке My он еще что-то слышал, вроде где-то читал, может быть, даже у Платона, а вот что касается кту… как их там… Впрочем, господину Фредериксу виднее.
А ему и в самом деле виднее было, потому как, выдержав положенную паузу, он продолжал.
— Да ты, Василий, не смущайся. Насчет всей этой поездки и Ктулху конкретно я тебя просвещу, или вот Иван Иванович тебе расскажет, — тут он кивнул в сторону профессора. — Он, пожалуй, более моего знает. Так что можешь спрашивать, не стесняться. Незнание не есть порок, в отличие от отсутствия желания его преодолеть.
— Зато Василий отличный стрелок и оперативник… — вновь встрял Шлиман, но его никто не слушал.
Тем временем по трапу корабля спустились с десяток плечистых моряков в белых, потертых робах. На голове у каждого был берет с дурацким синим помпоном.
— А вот и «грузчики», — улыбнулся Шлиман. — Очевидно, общество господина Фредерикса его сильно тяготило. В его присутствии начальник Третьего отдела разом терял всю напыщенность. Василий предполагал, что так было со всеми, кто так или иначе сталкивался с этим загадочным человеком. — Ну, мне пора, — заторопился Шлиман. — Дела, знаете ли…
— А Катерина Ганская? — неожиданно для него самого вырвалось у Василия. — Она ведь тоже должна была отправиться с нами.
Шлиман замер, словно натолкнувшись на стену.
— А почему вас интере… — начал было он, но Григорий Арсеньевич перебил его, не дав договорить.
— Здоровый интерес, Василий. Вижу, что ты незаметно для меня уже перерос из мальчика в мужа, — и, заметив, как молодой оперативник покраснел, тут же сменил направление разговора. — Впрочем, беспокоиться незачем. Она давно уже на борту вместе с товарищем Кошкиной — вашим комиссаром… — и, вновь покосившись на потупившегося Шлимана, продолжил. — Неужели вы думали, что с нами не будет комиссара? А кто же тогда будет присматривать за нашим моральным обликом и просвещать относительно новых побед марксистско-ленинской науки, — казалось, Григорий Арсеньевич говорит совершенно серьезно, и тем не менее в его голосе звучали нотки откровенного сарказма. Кроме того, наша экспедиция находится под непосредственным контролем товарища Берии, а посему комиссар нам просто необходим. Кстати, Василий, можете не ревновать. Наш комиссар очаровательная женщина, точнее, была бы таковой, если бы ее голова не была забита…