Вернемся к последнему этапу героического пути Челюскина. В те времена еще не знали хронометров, секстанты не могли дать точных показаний, и надо удивляться относительно малым погрешностям составленных карт. Примитивность огнестрельного оружия не гарантировала успешной охоты на медведя. Топливом служил случайно найденный кусок плавника. Спичек еще не знали, и разжечь его просоленную, сырую древесину было целым делом. Отсутствовала связь. Не было ни медикаментов, ни специальных очков, и люди надолго выходили из строя, пораженные снежной слепотой. Помимо здоровья, требовались исключительная воля и настойчивость, чтобы преодолеть все трудности и довести дело до конца.
Особенно поражает маршрут Челюскина. Поражает настолько, что известный полярный исследователь Врангель, сам прошедший путь от Колымы на восток, усомнился в его реальности. Потребовалось опубликование путевого журнала Челюскина, чтобы рассеять все сомнения и опровергнуть скептиков.
Действительно, на долю Семена Челюскина досталось самое трудное — обследовать берега от Хатанги до устья реки Таймыры. Но на Хатангу надо было еще попасть — Челюскин находился на Енисее — в Туруханске Он выехал оттуда четвертого декабря, в полярную ночь, на пяти собачьих упряжках, имея приданных ему в помощь трех солдат. К концу февраля группа уже достигла устья Хатанги. В это время года даже местные кочевники избегают дальних переездов. Без дороги, по каким-то устным рассказам и приметам, не потеряв направления, маленький отряд пересек в самом широком месте Таймырский полуостров и, пройдя более тысячи километров, прибыл в точку, откуда должен был начинаться основной маршрут.
В начале его лежало побережье, мало еще описанное, но все же виденное с моря и нанесенное на карту за время плаваний на "Якуцке". За ним простиралась неизвестность, полная всяческих неожиданностей.
Семнадцатого марта тысяча семьсот сорок первого года отряд Семена Ивановича Челюскина вышел в свой исторический поход. Это был даже не отряд, а маленькая группа, состоявшая из начальника и двух солдат. На каждого приходилась одна упряжка собак.
Из записей Челюскина следует, что отряд продвигался за сутки на двадцать, а то и сорок верст, ведя по пути съемку местности. Стоял полярный день. Все время было светло, и, конечно, люди выжимали из себя и собак все возможное. Время, отводившееся для сна и приготовления пищи, сводилось, очевидно, к минимуму, и продолжительность привала определялась количеством часов, необходимых для отдыха собак. От их выносливости зависели жизнь и работа всех. Как бы ни была хорошо подобрана упряжка, она требует большой заботы и внимания к себе. Так, учитывая все, экономя каждый час, отряд спешил вперед. А спешить приходилось. Никто не знал, сколько еще предстоит пройти вдоль изрезанного морем берега, пересекая порой лощины и хребты. Иногда карабкались на них, иногда обходили по льду. Опасались ранней весны с ее таянием, скрытыми под снегом зажорами и липкой, вязкой кашей вместо дороги. Хорошо, если все пойдет как по-писаному, гладко, без происшествий. Стоит только расслабиться, зазеваться — и они тут как тут. В пути надо всегда иметь несколько дней в запасе, учитывая возможность непредвиденных задержек. Не всегда зверь сам под пулю лезет, а промыслить его для питания своего и собачьего надо. Могут поломаться нарты или упряжь починять придется — порвется либо собаки ее по недосмотру погрызут. В это время года много ясных дней, и слепящий блеск солнца на снегу грозит снежной слепотой. Получил ее — и отлеживайся с нестерпимой болью несколько дней. Перемежаются такие звонкие дни с весенними пургами. Бывает, длятся они долго. Налетит такая посильнее — человеку на ногах не устоять. Да и куда путь держать, когда в белом месиве ничего не видно. Собаки тут ложатся, и поднять их нет возможности…
Эта весна была решающей в работе всех отрядов Харитона Прокофьевича Лаптева. Каждый из них спешил закончить дела на своем участке, а все вместе — выполнить в этом году порученную Адмиралтейств-коллегией съемку земель и островов между реками Леной и Енисеем. Обнаружение огромного материкового выступа, далеко простирающегося на север, под общим названием Таймырского полуострова уже само по себе было крупным географическим открытием, отметавшим различные умозрительные гипотезы географов. Но следовало еще измерить, отписать и нанести его на карту, вычертить границу с Ледовитым океаном, русла впадающих в него рек и не позабыть острова, ежели какие поблизости видны будут.