— Я обращаю ваше внимание, — помолчав, продолжал штурман, — что мы идем здесь в свободном плавании! Своим ходом! Но, товарищи, будем помнить, что Арктика есть Арктика и даром своих тайн она еще никому не открывала. Бояться чего-либо у нас оснований нет, но и раньше времени кричать "ура" не следует.
Звучат эти слова серьезно. Мы вошли в сплошной паковый лед. С каждым днем становится все труднее и труднее продвигаться вперед. Ни трещин, ни разводий. Поля слились в белый массив, окружающий ледокол. Его возможности приближаются к прочности льда.
Полярные исследователи
Группа ледоисследователей уже не просит вытаскивать образцы его для изучения. Еще недавно они с помощью грузовой стрелы и под руководством боцмана поднимали их на палубу. Сверлили, стругали рубанком многотонную глыбу, называемую "кабаном", и, истерзав ее, отправляли за борт. Сейчас многолетние, пронизанные синеватым светом льды, прозванные мореходами "голубым глазком", очевидно, мстят нам за совершенное кощунство. Тысячелетиями хранили они тайны Полярного бассейна, а тут их ковыряют, в лупу рассматривают, как какую-нибудь водяную блоху.
Постепенно поворачиваем на запад. Пробиваемся вперед. Где-то, не так далеко, полюс относительной недоступности. Все меньше и меньше проходит за сутки ледокол. Пока не поздно, надо выбираться отсюда. Пейзаж меняет характер не в лучшую сторону. Весь рельеф его становится другим. Среди старых гряд торошения возвышаются большие нагромождения льда, осевшего всей своей громадой на дно. Это стамухи. Под нами оказывается мелководье. По всем признакам, тут нет дрейфа. Надо выбираться всеми силами. Если судно вмерзнет, то никуда его не вынесет и ему угрожает вечная зимовка. Как ни сложно положение, о нем никто не говорит, как и о том, что на таком рельефе почти невозможно сделать аэродром вручную. Жизнь течет своим чередом, и, может быть, это покажется читателю странным, но все с увлечением, еще более рьяно, чем до этого, продолжают собирать материал. Жадность к работе усугубляет мысль — никто тут еще не был и когда еще будет, неизвестно. И, конечно, смысл и движущие силы- этой увлеченности лежат не в честолюбивых словах "я первый", а в стремлении нащупать, а то и найти ответ на массу вопросов:
Где причины невероятных сжатий, нагромоздивших эти горы-стамухи?
Что могло занести сюда, за многие сотни верст, через тундру и Чукотское море, еще живую лесную моль? Она еще шевелилась, вмерзая в снег. Рассеянные повсюду вокруг, как черные точки, погибали бабочки, оторванные от своей родины — тайги.
Что за мелководье под нами? Может быть, это то, что осталось от легендарной Земли Андреева?
Последний вопрос был для художника самым интересным. Приходили на ум легенды, рассказанные ему древним слепым якутским сказителем Тимофеевым-Терешкиным. Легенды об исчезнувшей земле, о переселении эскимосов с северных берегов Якутии в другие страны через "большой лед"… Много тайн хранят полярные страны. Только небольшая их часть вошла в эпос северных народов. Борьба за существование оставляла слишком мало сил и времени на его создание, да и многое ушло, исчезло незаписанным. То же, что нам рассказывает сама природа, удивительно. Она рисует картины былого процветания этого края и затем жестокой поры великого оледенения, загадывая исследователям загадки одну интереснее другой. По сей день под толстым слоем камней и тундровой почвы скрываются остатки ледников. Точит их время, съедает морская вода. Так меняют очертания иные берега, исчезают острова. Может, и была Земля Андреева. Может быть, видели не призраки, а настоящие острова Санников, Андреев и другие пытливые люди на месте теперешних отмелей? Кто может утверждать это? Вопросы, вопросы и вопросы. Наука требует точности и доказательств. В ней нет места вымыслу. Но и без мечты нет науки. Многое в ней, еще недавно неоспоримое, меняется под напором новых фактов.