— Нынче, по-твоему выходит, и в тундру женки по недомыслию отправились, и нам в море идти не следует. С нами бы шел — не говорил, что зря солярку жечь будем.
— Иди-иди, умный! Слушал бы лучше нас, мезенских. Деды-то не глупее вас были. Погода такая заманивает только. Солнце как всходило, глядели? Чаячью повадку вовсе не смотрите. Эх! А с чего комар книзу жмется, думаете? Техника — она, конечно, дело великое, а все ты морю не хозяин. Я сам моторист, а к нему с почтением всегда.
"Некрасов" пришел к полудню на свое место. Издалека был виден на гладко-синей воде ряд флажков, убегавших за горизонт желто-розовым пунктиром. Еле заметными, крохотными золотыми точками своих деревянных бортов просматривались другие суда. А за ними берег тонкой чертой отделял море от неба. Воздух так чист, будто нет его, и все далекое кажется рядом, только маленьким. Тихо-тихо правым бортом подошел бот к шесту с первым флажком. Встал. Всем, кто на палубе, жаль нарушать тишину.
Тишина
В рубке у штурвала Косинов:
— Всем по местам стоять!
Ситников достает рукой шест, заваливает на палубу, вытягивая привязанные к нему кухтыли — замотанные в кусок сети стеклянные шары-поплавки. Теперь через борт в глубину бежит трос к грузу, держащему чуть выше морского дна начало яруса. Еще немного — вытянут его, перекинут через ролик на барабан лебедки и начнется обычный рабочий день.
Как клочья черной ваты, в небе появилось облачко, другое. Они стремительно неслись от берега. Оттуда же по морю шла темно-синяя полоса, поглощая цвет и блеск гладкой воды. Налетел, точнее ударил, ветер, накренил бот, обдав его водой.
— Майна кухтыли! Все задраить! Всем вниз! Косинов остается один в рубке у штурвала, прихватившись ремнем к его колонке. Ураган шел с берега, и под его скалами должно быть спокойнее. Скоро разведет волну молодую, крутую и острую. На ней не отыграться, как на пологой океанской. Хорошо, если успеть судну выгрести к берегу, но оно почти стоит на месте, еле-еле выгребая против ветра.
Моторист в своем крохотном помещении с задраенной вентиляцией, бросаемый качкой на горячий двигатель, выжимает из него все возможное. Что снаружи — он не знает. Знает только — если он или движок сдаст, то едва ли кто вернется домой.
Час за часом, миля за милей незаметно, медленно приближается берег. Его почти не видно за летящей водой и пеной. Волну уже давно развело. Она снесла с палубы все: ящики, шлюпку, разбила рубку, оставив только рулевую колонку и привязанного к ней Косинова…
Когда он ввел Западным проливом бот в бухту — на причале столпились все, кто был. Приняли швартовые, вынесли потерявшего в последнюю минуту сознание моториста.
Кто-то из бывших на причале, подойдя к исхлестанному водой капитану, сказал:
— Сейчас в Восточном проливе бот "Палия" ракетой помощи просит…
Когда "Некрасов" привел "Палию", из его машины вылез давешний хромой ворчун и, опираясь на капитана, пошел в поселок. Ветер донес обрывки его слов:
— Природу надо, сынок, слушать уметь. На то мы и поморы.
Остановка в пути
Вопреки ожиданиям, ранняя зима круто оборвала беломорскую осень. Казалось, что в этом неожиданно красивом лесном крае с исстари прочно установившимися бытом и обычаями в природе тоже все должно проходить степенно и последовательно. И вот на тебе, пожалуйста! Ясным теплым утром выехали мы в такую тишь, что из кустов и высоких трав повылетали запоздалые комарики погреться на солнышке, а прошло полдня — и задул холодный ветер со снегом. К вечеру мороз как следует ударил, и за метелью ничего видно не стало. Где-то слышно — за порывами ветра шумит море, и все тут. Так недолго в овраг попасть или еще куда. Свет от фар нашего вездехода исчезает в белом месиве, и водителю от него помощи мало. А ехать все равно надо. Хоть и потихоньку, но надо! По берегу тут у речек деревни есть. Не замерзать же по-глупому в исправной машине. Так, час за часом, и ползли потихоньку. Временами останавливались, вылезали, прислушивались да всматривались — может, жилье где поблизости окажется. Совсем уже к ночи наткнулись на окраину деревни. Обрадовались, что легким испугом отделались и все по-хорошему обошлось.