Олешки совсем тихо подвигаются. Не то трусят полегоньку, не то шагом идут. Пока раздумывал — гора меньше стала и заметнее. Мерещится мне, что ли? А темное пятно все темнее и меньше. То ли бред у меня? То ли засыпаю на морозе? Не по себе становится.
Гора Страткона. (Частное собрание.)
Еще так вот проехал немного, и вместо темного пятна мешок мой обозначился. Это он во мгле лунной расплылся и меня дурачил.
Пока назад я с ним приехал, заколел совсем. Старик спать не ложился, ждал меня. Луна уже закатилась, скоро утру наступать, когда я в дом к нему вошел. Молча на двор вышел, сам оленей отпряг, нарту перевернул. Так и спать улегся, слова не сказав.
Сутки тогда я у него прожил. Он входил и выходил из тардохи, был все время занят чем-то и все молчал.
Когда я уже прощаться стал, в путь совсем собравшись, он поднял руку и сказал:
— Обидел ты меня, парень! В другой раз от людей не прячься. Себя показать только дурной человек боится, а у нас тут таким не место.
Осень на Оленьке
Приятно встретить на пешем маршруте, после долгих дней пути, заброшенный домик на полозьях — балок. Подойдя ближе, видим валяющиеся возле него сломанные нарты и пустые бочки из-под горючего. Входим. Грязь и копоть внутри. Но как хорошо растянуться на сухих и ровных досках, а не на сырой, промерзшей навечно земле. Хорошо снять сапоги, размотать портянки… Рабочие, проводник Евгенич и начальник нашей поисковой партии храпят уже на разные голоса. А мне не спится. Лежу разнеженный, удобно вытянувшись, и этот темный фургон с дверью, нарами и приспособленной под печку холодной железной бочкой кажется уютным домом. Натруженные ноги тянет судорогой, но разминать и шевелить их лень. Вспоминается Якутск. Лето. Сарайчик в углу двора геологотреста и "ненормальная", по выражению якутян, жара. Пыльно и душно. Тяжко всем — собакам, потерявшим интерес ко всему, водовозной лошади и ее, как во сне, уныло шагающему за бочкой хозяину. В открытые ворота двора видна перспектива улицы с неспешно идущими по деревянным тротуарам пешеходами, вяло, точно по принуждению, передвигающими ноги. Глядя вокруг, трудно представить себе, что город стоит на вечной мерзлоте и зимой его сковывает шестидесятиградусный мороз с непроглядными туманами. Мы — мой начальник и я, его зам, — сидим в глубине сарая в тени на связках полушубков и спальных мешков, строя радужные планы предстоящей работы в Арктике. Ее мы не знаем, и хотя полярники рассказывают нам о свирепых морозах, ветрах, полярной ночи и всех обычных для тех мест трудностях, строим розовые планы, веря в неистощимость своих сил и счастливую звезду.
Вскоре она привела нас в расположенную у самого Ледовитого океана большую что-то добывающую экспедицию, занимавшую горный распадок в низовьях реки с ласковым названием Оленек. Наш план был, как все гениальное, прост. Использовав экспедицию как базу, забраться по реке вверх и, выйдя на берег, за оставшиеся недели сезона успеть вернуться пешим маршрутом, проведя по пути порученные нам геологические исследования.
Начальник добывающей экспедиции, старый полярник, единственный полномочный представитель Большой земли на многие сотни верст вокруг, выслушав наши замыслы, критиковать их не стал. Он, точно это было заранее предусмотрено, выделил нам трех рабочих, а его помощник взял на себя роль проводника. Уважительно, без фамильярности, все его звали Евгения, и он ни на что другое не откликался. Они оба, начальник и Евгения, знали, что Север ни легкомыслия, ни ошибок не прощает.
Звезда продолжала нам светить. Погода стояла тихая, безветренная. Почти все время солнечная. Вся наша поисковая группа вместе с экспедиционным оборудованием поместилась в большой моторке и буксируемой ею лодке. С первых дней все, не исключая рулевого, угрюмого молчальника, были захвачены красотой реки и берегов. Правый, высокий и обрывистый, состоял из слоев разноцветных пород. Мы двигались по их отражению, как по мозаичному полу. Левый берег просматривался вдалеке узкой темной линией, над которой поднималось небо чистейших синих и голубых тонов. Вечерами, лежа вокруг отгонявшего гнус дымаря, мы забавлялись, глядя на горностаев. Совершенно непуганные зверьки, изгибаясь на все лады, старались забраться в лодки, привлеченные запахами.
Так, беззаботно, доплыли мы до появления тайги с низкорослыми лиственницами. Их тонкие, в руку толщиной, стволы имели почти вековой возраст. Тут наш конечный пункт — крохотное местечко Тюмяти. Там жила милейшая семья геологов. Они достали нам вьючную лошадь и надавали множество советов.