— Теперь уж точно! Задует по всем правилам. Пойдем, кто со мной, еще баллон занесем. Тот старый уже. Газу мало осталось.
День прошел нормально, тихо. Самолет приняли, назавтра картошку привезти грозились. Самый дорогой продукт для СП, но мороки с ним много. Выгрузить, закутать и бегом на станцию, в кают-компанию. А там срочно всем перебирать садиться. Эту в лежку, ту для хранения по домикам, в тепло, раздать. Ту — повару для скорейшего израсходования. Никому такого почета нет, как картошке, — чуть не всей станцией ее встречают. Только нам она не нужна. Хранить в тепле ее надо, а у нас в палатках условий для этого нет. Так разве, сходим в лагерь, побалуемся их "столичным" обедом. Поговорим заодно.
С такими мыслями и спать легли. А проснулись, спальные мешки расстегнули, головы высунули и услышали, как провод о дюраль мачты бьется, дробь вызванивает. Вылезать наружу стали — и назад тут же. Метет вовсю. По большому счету, как говорится. Теперь сиди смирно и терпенье свое испытывай.
Потянулись дни за днями. В нашем жилье давно все белым стало: койки, рация, газовые баллоны… С боков палатки иней сыплется. А она у нас большая — КАПШ-2. Мы в ней все живем. В одном конце камин газовый горит, в другом связь помещается. По длинным сторонам мы спим, а в середину между нами маленький столик втиснут. Посмотришь на красный свет в газовом камине-грелке — будто теплее становится. А какое там тепло, когда у всех спальные мешки к материи палаточной примерзают. Сон уже давно не идет. Каждый себе занятие придумывает. Старшой наш, Лукьяныч, сидит на своей раскладушке, ноги в унтах, на плечах керзовая шуба меховая — "француженка". Вроде бы и привыкнуть давно надо, а томится, слушает, как с шипением снег проносится и дюралевые ребра палатки поскрипывают да похрустывают. А когда непогода все же кончаться стала, у нас и продукты на исходе оказались.
После пурги. (Министерство культуры СССР.)
Мело еще сильно, но ходить уже можно стало. Мороз к сорока подошел, значит, скоро заштилеет и самолеты к нам запросятся. Обошел я с Лукьянычем полосу, вся в передувах и рытвинах, но похоже, что целая.
Надо в лагерь пробираться, всех на аврал поднимать и горяченького похлебать заодно.
— Пойдем, художник, в столицу. Не люблю ружье таскать. Бери карабин да пошли.
Отлично! Пошли так пошли. Теперь у нас хоть дело есть. Я в такое время тоже безработный.
Ветер слева в плечо дует, что компас. Но надеяться на него больно не приходится. У того магнитная аномалия бывает, а этот с румба на румб прыгать любит. Делать нечего, идем.
Авось не промахнемся! Не первый снег на голову. Не должны мимо лагеря в белый свет без возврата протопать.
За ропаком встаем отдышаться малость. Ветер хоть и боковой, а дыхание сбивает. Змеятся струи снега, путают рельеф, и кажется, что кругом, везде, со всех сторон, до самого конца света одно и то же. Мир несется мимо тебя, превратившись в белую мглу, и, когда наконец улетит весь без остатка, ты останешься один в пустоте. Слово "один" из понятия становится реальностью, ощутимой неизбежностью. Новичку поддаться нетрудно. Испугается, пойдет петлять — и все тут. Вымотается — и конец.
Бредем с заструга на заструг, не отставая. Метет все так же. Мой спутник, отдавший почти полвека борьбе за жизнь свою и других в этом ледовом мире, идет привычно и уверенно. Ветер доносит его слова:
— Да! Какие же сильные были люди, что одни отваживались идти к Полюсу…
О книге
Рубан И.П. 'Льды. Люди. Встречи' — Ленинград: Гидрометеоиздат, 1985 — с.192
Игорь Павлович Рубан — Льды. Люди. Встречи
Рецензент д-р геогр. наук Е. С. Короткевич Редактор Л. А. Мялина Оформление В. Г. Бахтина Художественный редактор Б. А. Денисовский Технический редактор В. И. Семенова Корректор Л. Б. Лаврова