Буров подсмеивался над собой. Повезло ему, что в его группу назначили именно Шаховскую… и еще одну, острую и колючую девчонку, вчерашнюю школьницу, дочку самой Веселовой-Росовой.
Группе Бурова было поручено механически проделывать бездумные опыты, предусмотренные общей программой, планомерно и дотошно, ничего не пропуская, со всех возможных сторон исследовать загадочные свойства среды, в которой почему-то перестали происходить ядерные реакции.
Веселова-Росова не допускала никаких отступлений, никакой фантазии. Она резко предупредила Бурова, что считает фантазерство несовместимым с наукой. Буров должен был подчиниться, стать слепым орудием слепого поиска.
Да, слепого поиска!..
Полярное небо затянуло тучами. Звезд словно никогда не было. Снег лежал перед Буровым темный, без единого следа.
Казалось безрассудным идти без лыжни по целине. Но Буров шел. Он не боялся полярной ночи, умел ориентироваться в снежной темноте, к которой удивительно приспосабливались его глаза. Даже просеянного сквозь облака света невидимых звезд и молодого месяца было ему достаточно. Ветер дул в левую щеку, пологие подъемы и спуски холмов отмеряли расстояние. Лыжня всегда приведет обратно… к Великой яранге… к Шаховской…
Шаховская!.. Что это за женщина, которая так вдруг сковала его, всегда легкого, свободного? Она угнетала его на работе своей ровностью, даже увлеченностью той чепухой, которой они занимались. Елена Кирилловна не знала усталости, не знала сомнений, угадывала его желания, намерения… Всегда была права и, оставаясь холодной, старалась облегчить ему работу!. А ведь она знала еще по разговору на ледоколе, что он хотел бы искать совсем другое!.. Знала, но не подавала виду!.. Демонстрировала свое превосходство!.. А девчонка с острыми темными глазами все замечала, все понимала… И Буров, срываясь, кричал на помощницу:
— Шаховская! Нельзя ли живее? Вы что, не знаете назначение приборов? Может быть, еще пудреницу мне подсунете?
Елена Кирилловна холодно улыбалась. А Люда однажды едко заметила, что хирурги тоже иногда орут во время операции на ассистентов и медицинских сестер, но те ради больных все терпят. Все дело — в воспитании!..
Воспитание!.. Что она понимает в этом!.. Буров кусал тубы.
Родители отдали его в «английскую школу», чтобы он с детства овладел языком. По их же настоянию он поступил в Высшее техническое училище. Множество занятий, научные олимпиады, спорт, музыка, театр занимали у Сережи все свободное время.
Сережа мог прочитать любой доклад, провести любое «мероприятие», был председателем совета отряда, потом членом комсомольского комитета, стоял во главе студенческих организаций. Как юный руководитель, он усвоил принципиальную, резкую и даже грубоватую требовательность к другим.
А теперь вот толстогубая девчонка, кичащаяся своими миндалинками вместо глаз, делает ему замечания!. А замечаний он совершенно не терпел. Отец и мать сначала не успевали, а потом не решались ему их делать, а другим он делал замечания обычно сам… Всегда уверенный в своей правоте, он презрительно относился ко «всяким условностям», которые люди выдумывают для общения друг с другом, считал себя выше этого.
Сергей Буров всегда шел своим путем. Из двух дорожек, которые ему встречались на пути, он всегда выбирал нехоженую, а еще больше любил прокладывать новую. Сколько он протоптал в снегу тропок!.. И как радовался всегда, когда видел, что по его тропинке идут другие.
Окончив вуз, Сергей Буров не стал инженером. Отец не угадал его склонности к научной работе и даже оскорбился изменой сына инженерному делу. Но Сергей невозмутимо ответил, что Альберт Эйнштейн тоже был инженером.
Буров увлекся не только ядерной физикой, но и астрономией, считая, что искать новое можно только на грани смежных и даже далеких наук.
Сергей Буров получил степень кандидата физико-математических наук за лишенную, как считал отец, всякого практического значения работу «О некоторых гипотетических свойствах протовещества, которыми должно было бы обладать, если действительно существовало до образования звезд». Тьфу!.. Старый инженер не мот одобрить такой деятельности сына.
И вот теперь так о многом дерзко мечтавший Буров должен был заниматься бесперспективными исканиями по чужой программе. Ему казалось, что он потерял самого себя.
Он бежал по снегу, не ощущая холода, и думал, думал… В чем же дело? Он слепо подчинялся профессору Веселовой-Росовой. У нее и сейчас был тот же метод, каким она когда-то вместе с Овесяиом запускала «Подводное солнце». Пятьдесят тысяч опытов!.. Они накрывали снарядами не цель, а огромную площадь в расчете, что хотя бы один снаряд случайно попадет… в яблочко. Случайно!.. Так же поступал и Эдисон, когда искал нить для первой лампочки накаливания и пластины для щелочного аккумулятора. Кажется, это принято считать американским методом исследования. А может быть, нужно не пятьдесят тысяч, а сто тысяч, миллион опытов!.. Сколько лет нужно убить на это?…