– Ого! – сказал Овесян. – В бой вступают резервы. Однако что же надумал наш третий кит науки?
– Субстанция существует, – сказал Буров. – Это уже не фантазия. Но этого мало. Ее нужно не только находить в природе. Ее нужно создавать.
Овесян ударил себя по колену.
– И продавать в аптеках! Здорово! Это уже вполне практично!
– Но это разговор не для чайного стола, – прервала Мария Сергеевна, вставая.
Все поднялись. Только Калерия Константиновна осталась сидеть, опустив уголки тонких губ.
Ученые вернулись в кабинет и заговорили вполголоса. Люда, словно нечаянно, прикрыла плотнее дверь за ними, а сама выбежала на улицу, чтобы посмотреть, не разыгралась ли пурга. Она беспокоилась за Бурова и решила, что непременно пойдет его провожать.
Когда Люда вернулась, то Холерии, как она звала секретаршу академика, не было. Дверь за портьерой в комнату Елены Кирилловны была приоткрыта, и Люда невольно услышала конец фразы, сказанной Калерией Константиновной:
– Так что не теряйте времени. Протяните руку... Возьмите его.
– Хорошо, Марта, – ответила Елена Кирилловна.
Люда опешила, ничего не понимая.
Ученые вышли из кабинета, громко разговаривая.
– Как хотите, Сергей Андреевич, – говорила Мария Сергеевна, – я верна своему методу: ничему не верить, все брать под сомнение. А вы опять фантазируете.
– Так если не фантазировать, то что же тогда проверять? – отпарировал Буров.
– Я выхожу из игры, – заявил Овесян. – Мое дело зажечь «Подводное солнце». А вы здесь можете фантазировать, проверять выдуманное, но имейте в виду – это слишком фантастично, чтобы быть практичным.
Люда подумала, что три кита все-таки не смогли договориться.
Когда Буров уже одевался в передней, Шаховская вышла в столовую. Калерия Константиновна, опустив глаза, завязывала тесемочки у папки. Академик стоял у замерзшего окна и изучал снежные узоры. Мария Сергеевна провожала гостя.
Елена Кирилловна мило улыбнулась Бурову, положила ему руку на локоть:
– Подождите, Сергей Андреевич! Вас еще рано отпускать одного. Я пойду с вами.
Буров радостно и растерянно затоптался на месте. Не замечая у дверей готовую идти Люду в дубленке, в расшитых бисером нарядных унтах, он стал искать шубку Шаховской.
И они ушли вместе.
Потом стали прощаться. Овесян и Калерия Константиновна. Академик сразу же уезжал на место нового «Подводного солнца», Калерия-Холерия оставалась в его коттедже для связи.
Все ушли, а Люда в непонятной тревоге не знала, что ей делать.
Глава вторая
Буров жил в коттедже Овесяна. Академик, перебравшись на место строительства нового «Подводного солнца», сохранил здесь за собой только одну комнату, другую предоставил Калерии Константиновне, осуществлявшей по его заданию связь между стройплощадкой и Великой ярангой, а третью отдал Бурову.
Елена Кирилловна, выйдя с Буровым на улицу, предложила немного пройтись, прежде чем идти в его коттедж.
– Мне в бреду привиделось, что я с вами разговаривал и даже о чем-то спорил.
– Вот как? Однако наяву я слышу только ваши споры с другими, и они мне доставляют немало радости... В вас что-то есть, Буров. Вы ломаете изгороди коралля. И у вас бизоньи, налитые кровью глаза. Бизон красив, он весь устремленный удар.
– Да. Ударить надо. Хорошо бы стать бизоном науки...
– Бизоны вымерли, их истребили... А вы не думаете, что мир выиграл бы, если бы таких, как вы, физиков, истребили бы?
Буров даже закашлялся от изумления.
– На месте папы римского я отлучила бы их всех от церкви. Я ввела бы костер за чтение еще не сожженных книг по ядерной физике.
– Нам с вами пришлось бы тоже сгореть, – напомнил Сергей Андреевич.
– Я отправилась бы и на костер... в розвальнях, подняв два перста...
– Не забыли свою боярыню Морозову? Нет, дорогая раскольница. Спасение человечества не в отказе от знаний, а в обретении знаний высших.
– И высших сверхбомб, радиоактивных туч, от которых никому не будет спасения...
– До сих пор история человечества была историей войн. При совершенствовании средств войны была извечная борьба ядра и брони.
– Борьба всегда извечна, – подтвердила Елена Кирилловна.
– Артиллеристы придумывали все более тяжелые пушки и ядра, все более страшные бронебойные снаряды. И в ответ на каждое такое изобретение другие умы придумывали более могучую, более крепкую, непробиваемую броню. В ответ на ядовитый газ появился противогаз.
– Но в ответ на атомную бомбу не появилось атомной брони.
– Физически она еще не создана. Она существует в виде политического сдерживающего начала. Слишком страшны средства, какими владеют противостоящие лагери. Эти средства кажется невозможным применить.
– Кажется?
– Да. Только кажется. Их все же могут применить. И если после несчастья в Хиросиме и Нагасаки на города не падали ядерные бомбы...
– Если не считать руанской трагедии, – напомнила Шаховская.
– Нет, считая ее... считая эту трагедию, как напоминание того, что бомбы, созданные для взрыва, взрываются...
– Они существуют только для защиты.
– Нет. Ядерное оружие – это не оружие защиты, это оружие нападения. Оно принципиально рассчитано на чужую территорию. Поэтому мы всегда предлагали его запретить.
– Но есть и оружие возмездия.
– Взаимное «возмездие» – печальный конец цивилизации.
– Значит, не зря написан Апокалипсис. Будет конец мира. Помните. Откровения Иоанна-богослова? «И пятый ангел вострубил, и я увидел звезду, павшую с неба на землю, и дан ей был ключ от кладезя бездны...» В наше время такими звездами падают баллистические ракеты.
– Вы знаете Библию наизусть?
– Не всю. «Она отворила кладезь бездны, и вышел дым из кладезя, как дым из большой печи, и помрачилось солнце и воздух от дыма из кладезя...» Вам не вспоминаются фотографии черного гриба Бикини? Но это не все. Слушайте дальше: «И из дыма вышла саранча на землю, и дана ей была власть, какую имеют земные скорпионы». Вдумайтесь в этот образ. Саранча – нечто бесчисленное, всюду проникающее, неотвратимое. «И сказано было ей, чтобы не делала вреда траве земной, и никакой зелени, и никакому дереву, а только одним людям...»
Шаховская схватила руку Бурова и крепко сжала. Он поражен был ее голосом – глухим, придушенным. Ему показалось, что она говорит с закрытыми глазами.
– «И дано ей будет не убивать их, а только мучить пять месяцев; и мучение от нее подобно мучению от скорпиона, когда ужалит человека...» Вам не приходит на ум, что поражающая мучением саранча – это образ радиоактивности, несущей медленную и неизбежную смерть от лучевой болезни, от которой гибнут люди, но не травы?
– Лена, черт возьми! – крикнул Сергей Андреевич. – Кто вы такая? Не было столетия, когда Апокалипсис не толковался с позиций современности. Его мутные символы подобны алгебраическим знакам, под которые можно подставить любые значения.
– Нет, нет, Буров! Разве вы не поняли еще, что самый страшный враг человека – это знание? Оно поднимает его гордыню на головокружительную высоту, чтобы потом низвергнуть в бездну.
– Вы хотите сказать, что гибель цивилизации заложена в самой природе ее развития?
– Да. Всему есть начало, всему есть конец. Конец можно было предвидеть интуитивно, как это делал древний поэт и богослов, но можно и сейчас понять неизбежность конца, исходя из всего того, что мы уже знаем и... хотим узнать. Прощайте, Буров. Вы мне нравитесь. В жизни хорошо идти с закрытыми глазами, чтобы не видеть, что впереди...
– Подождите, Лена. Не уходите. Зайдите ко мне... Этот разговор нельзя оборвать. Ведь мы только работали. Никогда не говорили...
Шаховская усмехнулась:
– Зайти к вам? А что скажет княгиня Калерия Константиновна? Она, вероятно, уже вернулась. Впрочем, не все ли равно!..
Буров открыл своим ключом дверь. Заметил следы на снегу крыльца, кто-то уже вошел раньше его. Усмехнулся. Да, Калерия-Холерия, как ее называет Люда, уже здесь. Шаховская тоже увидела отпечатки, но ничего не сказала.