Душная сырость тропического леса, дурман цветов, аромат духов Эллен, заглушавший все запахи джунглей, пьянили меня, заставляли голову кружиться, протянутую руку, ощущавшую горячие пальцы Эллен, дрожать.
И вдруг сквозь влажную зелень, преломляясь в ней, падая яркими пятнами на пышные цветы или мрачные корни, прорвался солнечный свет.
Еще несколько шагов, и в лицо пахнуло жарой, как из печи. Мы вышли на вырубленную просеку.
Эллен огляделась, словно осматривала свои владения. Здесь росли банановые деревья с могучими листьями, на каждом из которых во весь рост мог бы вытянуться человек.
— Рой!Способны вы построить хижину? — воскликнула Эллен, подняв руки и заложив ладони за узел волос.Она распустила их, и они волной упали на плечи.
Если бы она потребовала от меня небоскреб, я тотчас же принялся бы рыть котлован для фундамента.
Для шалаша этого не понадобилось.Мы стали ломать банановые листья, которые должны были служить и стенами и крышей.
Неожиданно она села в тени бананов. Я сорвал несколько серповидных плодов, лёг около нее и стал очищать их.
Эллен кормила меня,давая откусить нежную мякоть и смеясь.
Я почувствовал взгляд. Оглянулся. Эллен ничего не замечала.
Перед нами на одной ноге стоял черный мальчишка, большеглазый, кудрявый, и во все глаза смотрел на нас.
Он не кричал, как когда-то мой Том: «Э, голубочки, целуются, целуются!.»- он просто смотрел, не в силах оторвать от нас взгляда.
Эллен смущенно оглянулась.
Я сел и нахмурился.
Черномазый мальчонка вздрогнул.
Но Эллен улыбнулась ему. Она могла бы быть укротительницей тигров, львов, змей… Она поманила негритенка и достала из сумочки мягкую от жары шоколадку.
Мальчик вращал белками глаз и не двигался с места. Он чем-то походил на Тома. Как-то он там? Ездит на своем тракторе, помогает на ферме? А это дитя природы может протянуть руку и сорвать банан, который отныне становится для меня священным напоминанием о минутном рае.
Мальчик подошел и взял шоколадку. Эллен ухватила его за руку и потянула вниз. Он сопротивлялся, потом уступил и сел. Он уплетал шоколад, а мы с Эллен умиленно смотрели на него.
Да, я не мог узнать себя. Что только не сделают колдовские чары! Мальчишка казался удивительно симпатичным.
Из-за банановых листьев на нас смотрело еще несколько пар огромных глаз.
Эллен стала перемигиваться с ними. Тогда на круглых рожицах появились белые полоски зубов.
Маленькие дикари вышли из зарослей и уселись вокруг нас. Они были нагие, но здесь это было красиво!. Пугливость сменилась доверчивостью.
Эллен раздала все содержимое своей сумки, круглое зеркальце, миниатюрные ножницы, блестящую пудреницу, яркую помаду, даже душистый носовой платочек.
Я расстался со своим перочинным ножом, с сигаретами, с маленьким компасом, готов был даже отдать ручные часы…
Эллен дала знак продолжать строительство.
У нас появились рьяные маленькие помощники.
Работа закипела. Ребятишки смеялись. Я подумал, что смех на всех языках одинаков.
Мы сооружали шалаш, и я обменивался шутливыми пинками и щелчками со своими маленькими друзьями.
Шалаш был готов.
Мы с Эллен уселись у входа в шалаш. Из шалаша пахло орхидеями, которые ребята натаскали туда, мягкая трава устилала его пол, связки бананов висели, как украшения…
Маленькие черные помощники уселись кружком против нас. Откуда-то взялся трехлетний кудрявый малыш с такими огромными глазами и такими смешными надутыми губками, что казалось, будто он сделан Диснеем.
Эллен приманила его,и он устроился у нее на коленях, доверчивый и счастливый.
Я трепал его по курчавой головенке,волосы у него были жесткие,как пружинки.
Я поймал себя на том,что ведь это все черномазые, и тотчас стал оправдываться перед собой.Такое уж у нас чувство ко всем маленьким животным: к жеребенку, к щенку, котенку… даже медвежонку или львенку.
Природа заложила в нас снисходительность к тем, кто еще не вырос… Кажется, ведь даже хищник не загрызает олененка. Впрочем, не знаю! Только человек ест телятину…
Нет, сейчас я готов был всю жизнь питаться одними бананами.
Я лежал около Эллен, она положила мою голову к себе на колени.
И тогда упала тьма.Ведь мы были где-то у экватора, здесь не бывает сумерек. Просто солнце выключается, как электрический светильник.
Черные ребятишки растворились в темноте и исчезли. Мы остались одни.
В небе видны стали звезды.
Эллен встала, я различал ее силуэт.
У нее был удивительный низкий голос, от которого мурашки пробегали по спине.
Она пела на неизвестном варварском языке непонятную волнующую мелодию.
Она оборачивалась и переводила мне ритуальные слова заклинания:
Нас венчали не в церкви,
Не в венцах со свечами,
Нам не пели ни гимнов,
Ни обрядов венчальных…
Венчала нас полночь
Средь шумного бора…
…Леса и дубравы
Напились допьяну…
Столетние дубы
С похмелья свалились…
Она пела эту сумасшедшую песню, от которой должны были бы содрогнуться все ханжи на свете, и обращалась к звездам. Она сказала, что мы с ней стоим перед звездным алтарем…
Я уже не относился к этому как к шутке. Я был пьян, как сказочный лес сказочной песни, я готов был свалиться столетним дубом к ее ногам.
И вдруг гадкая мысль холодом ударила меня, как свистящим бичом. Я уже получил пощечину за пододеяльник. Но почему она здесь? Ведь она ничего, решительно ничего мне не говорила.
И мы стояли с ней перед звездным алтарем, нас венчали звезды и орхидеи, брачное ложе нам приготовили черные ангелочки…
Эллен хлопотала внутри шалаша. Я сидел и, несмотря на жару, дрожал.
Я чувствовал, что Эллен снова была рядом. Я ругал от себя мерзкие мысли и не смог взглянуть в ее сторону.
Впрочем,было так темно,что разглядеть что-нибудь все равно было нельзя. Из джунглей слышались странные звуки, чье-то мяуканье, переходящее в рычание, клекот, потом завывание, замершее на высокой лунной ноте.
Я сказал, что, может быть, надо разжечь костер. Но она возмутилась.
Я все еще не смотрел на нее. Протянул к ней руку и… отдернул.
Она рассмеялась.
— Знаменитый путешественник Марко Поло,- сказала она,- писал об удивительной стране,через которую ему привелось проезжать.Там росли деревья, кора у которых была так же нежна, как женская кожа…
Она сидела в темноте рядом со мной с распущенными волосами,такая же дикая и непонятная, как джунгли и ночь,и так же непонятно говорила о женской коже, которую я только что ощутил.
— Береза,- пролепетал я.- Разве Марко Поло проезжал через Канаду?
— Березы растут не только в Канаде,- сказала Эллен.- Вы хотели бы, Рой, прикоснуться к березке?
Я хотел прикоснуться к Эллен. И она это знала. Меня удерживало только чувство протеста. Она сама привела меня сюда, сама заставила сделать шалаш, сама пела свадебную песнь.
Какой я был олух,как не понимал я этой удивительной девушки, которая стала моей женой перед звездным алтарем, с которой я познал высшее счастье на благословенной райской земле Африки, отныне для меня священной.
Рассвет был таким же внезапным.
Эллен нежилась на траве в шалаше, который подтвердил народную мысль о местонахождении рая…
Моя милая,моя несравненная и чистая жена выглядывала из шалаша,прикрываясь пуком травы. Это был самый поразительный наряд, который я мог представить себе для белой женщины в Африке.
Она послала меня разыскивать ручей.
А когда я вернулся ни с чем, то застал ее одетой, успевшей умыться, европейской и недоступной.Черные мальчишки принесли ей воду из близкой деревни.
Эти же мальчишки провели нас к аэродрому.
Оказалось, что для этого нет нужды брести звериными тропами по джунглям.
Я любовался Эллен,я гордился ею.Она была моей женой. Конечно, мы не станем покупать фермы. Мы будем жить в Нью-Йорке, но не будем так часто бывать в барах. Обо всем этом я думал.