Толпа напирала на резиновые берега канала, которые доставали Тому до плеч. Возможно, людей привело сюда не только великолепие свадебной процессии, но и слух о том, что воду из канала опустят и, как пообещала якобы невеста, наполнят канал похлебкой.
Ай да Лиз!…
Она узнала меня в толпе около особняка Рипплайна и потребовала, чтобы я принял участие в свадебном пире.
Тома отправили ко мне домой в роскошном мюргановском автомобиле. Бедняга Том! Отныне фермерские ребятишки будут считать его отчаянным лгунишкой…
Оказывается, я был очень нужен Лиз.Она представила меня равнодушно изысканному Рипплайну, а потом отвела в сторону и шепнула:
— Рой, вы записали в Африке номера невзорвавшихся боеголовок?
— О'кэй! — отозвался я.
— Тогда сверьте.- Она сунула мне в руку конверт и с улыбкой обернулась к счастливому супругу, позируя перед фоторепортерами.
Я прочитал письмо одного из директоров мюргановских заводов, который перечислял номера боеголовок, приобретенных мистером Ральфом Рипплайном. Я сверился со своей записной книжкой, подошел к Лиз и сказал:
— О'кэй.
Она резко повернулась к супругу и,сошурясь, видимо, продолжая разговор, спросила:
— Значит, вы знали, Ральф, что я была тогда в Африке?
— Конечно,- очаровал всех своей знаменитой белозубой улыбкой Ральф Рипплайн. — Я всегда думал о вас.
Ай да Лиз! Без всякого перехода от пиано к форте она взрывоподобно разыграла великосветский скандал в чисто американском темпе. Пробыв целых сорок минут замужем,она потребовала немедленного развода, отнюдь не считаясь с деловыми расчетами финансовых семей Морганов и Рипплайнов…
Ральф Рипплайн был ошеломлен, но респектабелен и даже ироничен.Если он и понял,что раскрыла Лиз, то не подал вида. Молодой финансист терял куда больше, чем очаровательную супругу.
Сам мэр Нью-Йорка пытался убедить разбушевавшуюся юную леди, что немедленный развод невозможен, нет повода для него… и нет таких законов в штате Нью-Йорк.
Тогда Лиз, вперив в злополучного супруга сверлящий взгляд, заявила, что повод есть… и пусть мистер Ральф Рипплайн попробует его опровергнуть.
Мистер Ральф Рипплайн улыбнулся и пожал плечами.
Тогда она сказала, что не желает быть женой евнуха турецкого султана или кастрата папского двора.
Рипплайн побледнел. Вое ахнули. Рипплайн не мужчина?
Лиз крикнула:
— Расскажите-ка о загадочном ранении в марсианскую ночь в Ньюарке.
Рипплайн молчал. Мог или не мог он опровергнуть свою взбесившуюся супругу? Или боялся новых разоблачений?Зачем только на боеголовках проставляют номера и пишут традиционное «Made in US А».
Так или иначе,повод был найден,а причина… Не будем ее касаться!…
За деньги можно сделать все.Я еще раз немного помог Лиз хлопотами, и развод был тут же оформлен.
Ко мне сквозь изнемогающую от сенсации толпу великосветских зевак протиснулся боос, мистер Джордж Никсон.
— Я всегда считал, парень, что в вашей голове работает хороший фордовокий мотор,- шепнул он, вцепившись в мой локоть клешней.
— У меня не форд, а кадиллак,- огрызнулся я.
— Не важно, что у вас, важно, что у меня. А я хочу ваш фюрдовский мотор вместе с вашей головой.
— Прикажете отрезать и подать под соусом?-осведомился я, словно обладал пухлым текущим счетом в банке.
Он усмехнулся:
— Нет, она нужна мне на вашей шее вместе с воротничком и туловищем на длинных ногах. Зайдите утром, есть бизнес.
И он сунул мне в руку чек.
Когда только он успел его выписать!…
Бизнес есть бизнес! У меня не было миллионов мисс Лиз Морган, снова получившей свое девичье имя.
У босса всегда был размах в работе. Он возобновлял выпуск газет и поручил мне «завещание астронома».
На беду тяжело заболел Том.Грипп в своей новой, не поддающийся лечению форме вечно приходит после каких-нибудь бед и несет беду еще большую… Скопление безработных,беспросветность и голодные походы- все это способствовало появлению новой эпидемии. Люди валились, как кегли после удачного удара, и умирали, как мухи поздней осенью.
Том схватил проклятую заразу во время дурацкого свадебного кортежа. Не помогали ни антибиотики, ни патентованные средства… Мальчику было худо. Он лежал на моей постели в спальне, исхудавший, совсем маленький, какой-то сморщенный, и покорно смотрел провалившимися взрослыми глазами…
У меня разрывалось сердце. Я рассказывал ему сказки и… даже про завещание астронома Минуэлла.
Отец зашел посидеть около больного.
— Никогда не принимал всерьез звездочетов,- глубокомысленно сказал он.- Может быть, морякам и надо знать расположение звезд, да и то лишь самых крупных, которые видны простым глазом. Я человек практический. Выращиваю кукурузу.Другой делает автомобили,третий должен лечить вот таких мальчуганов… Зачем нам далекие звезды?
— Нужно же знать, отчего они горят,- сказал я, сдерживаясь.- Мистер Минуэлл занимался нашим солнцем.
— Делать ему было нечего,- проворчал старик.- Что оно? Погаснет, что ли?
— Нет, дедушка,- вмешался Том, двигая спекшимися губами.- Солнце не погаснет, оно разгорится, станет белым карликом…
— Сказка про белого карлика? А какую сказку он рассказывал тебе перед этим?
— Про Синбада-морехода.
— Ну, тогда можно и про белого карлика,- сказал отец и поднялся, чтобы уйти. Но остался.
А я рассказывал мальчику, что звезды проходят фазы развития и могут превращаться в белых карликов, когда их вещество так сжимается, что квадратный дюйм его будет весить больше любого небоскреба.
Старик крякнул, махнул рукой, но так и не ушел. Он, конечно, не понял, что сжавшееся вещество звезды представляет собой лишь ядра атомов, утративших оболочку,слипшихся в одно исполинское ядро какого-то немыслимото космического элемента.
— И когда солнце сожмется в белый карлик,-продолжал я,- то так ярко вспыхнет, что сожжет все живое в околосолнечном пространстве.
— Постой, постой!- забеспокоился старый фермер.- А Земля как же? Что же, у нас засуха, что ли, будет?
— Если б засуха!-усмехнулся я.- Я пишу сейчас очерк, посвященный завещанию Мияуэлла, и назвал его «Тысяча один градус по Фаренгейту».
Старик свистнул.
— Я понимаю- тысяча один градус, тысяча одна ночь… Сказки для больного… А читатели вашей газеты тоже больные?-строго спросил он.
— Это же не сказка, отец! Это открытие ученых.
— Веселенькое открытие. Будь моя воля, я ввел бы средневековый костер как высшую премию для ученых за такие открытия.
Я покосился на старика. Поистине устами простаков глаголет истина! Вчера — ядерный взрыв, сегодня- «антиядерный», завтра- «сковородка белого карлика»…
— После нас хоть потоп, после нас хоть космическое пекло. Так сказал бы теперь веселый французский король.
— Вся беда, отец, в том, что Минуэлл предупреждает: это будет не после нас, а при нас…
— Как так- при нас?- изумился старый Бредли.
— По Минуэллу катастрофа будет в двадцатом столетии.
Глаза у маленького Тома блестели. Недаром он с таким восторгом привык смотреть гангстерские фильмы, проглатывал комиксы, воспитывался на ужасах, убийствах и бедствиях… Он был настоящим маленьким американцем.
— Ух, как здорово!- сказал он.- Вот бы посмотреть, что получится тогда в Нью-Йорке при тысяче одном градусе!
— Будет как в горне у кузнеца. Могу тебе это показать,- пообещал я.
— Не знаю, у кого из вас температура сто одни градус: у мальчика или у журналиста?-проворчал старик.
На самом деле у мальчика была температура сто два градуса,а у меня,у отца, у мистера Джорджа Никсона, девяносто восемь, так же как у всех европейцев — 36,6 по Цельсию. Возможно, мистер Джордж Никсон рассчитывал несколько повысить температуру у живущих на Земле и решил сопроводить мой очерк о завещании Минуэлла «документом из будущего». Чтобы его изготовить, он предоставил в мое распоряжение лучших фотографов, фотомонтажеров и мастеров комбинированной съемки… нашел бы и фальшивомонетчиков, если бы понадобилось.