А мне был нужен только папа, единственный человек, похороненный на Солнце. Неужели в этом виновен Буров?
В приемной родильного дома мы встретились с Буровым. Я пожалела, что Ладнов остался ждать меня на тротуаре…
Я отдала Бурову цветы, чтобы он передал их вместе со своими. Я боялась смотреть на него.
Значит, он вее-таки пришел сюда!.Несмотря ни на что, не отступает от Елены Кирилловны. И где она взяла такое привораживающее зелье?
Вошла, как сушеная цапля, Калерия Константиновна.
— Как трогательно, что Лену на работе так все любят,- сказала она, величественно кивнув нам.
— Как ваш ревматизм?- едко осведомилась я. Ревматизм ее был выдуман, чтобы подчеркнуть «арктические заслуги».
Калерия Константиновна сделала страдальческое лицо и посмотрела на меня.
— Я в отчаянии. Не знаю, когда смогу вернуться к роялю. Ах, дитя мое,- продолжала она.- Что в моей трагедии! Ведь у вас такое горе. Какой ужасающий несчастный случай.
Слезы у меня высохли.
— Это не несчастный случай,- резко сказала я.- Он сделал так, чтобы не погасло Солнце.
— Ах,боже мой! Я до сих пор не могу принять этого всерьез. Солнце, и вдруг погаснет. Ученые ведь не согласны с этим.
— Да, погаснет,- упрямо сказала я.- Может погаснуть.
— Ах, так же говорили про радиоактивную опасность. Но ведь мы живем.
Я ненавидела ее.
Буров был каменным, словно его это не касалось. Именно таким он и должен был быть.
— Я все решила,- объявила Калерия Константиновна.-Ребенка буду воспитывать я. Леночка должна вернуться к работе. Моргановский фонд женщин прославил ее на весь мир.
Вышла няня в белом халате, забрала цветы и коробки, которые принесли мы с Буровым. Калерия Константиновна передала изящную корзиночку, плотно запакованную.
Няня провела нас в гостиную. Здесь лежали дорогие ковры, стояла мягкая мебель, цветы и почему-то несколько телевизоров. На один из них и указывала няня.
— Сейчас вы можете повидаться с вашей мамой.
Я не поняла ее. Почему мама? Разве она пришла?
Но речь шла о Елене Кирилловне.
— Можно пройти к ней? — глухо спросил Буров,
— Вы отец?- простодушно спросила няня.У нее было удивительно знакомое лицо.Только потом и поняла,что это известная киноактриса, которую я обожала.
Буров не ответил. И это было невежливо. Няня-кинозвезда подвела нас к телевизору:
— Сейчас увидите ее. И она вас увидит. Поговорите, но только недолго.
На телеэкране появилась Елена Кирилловна. Изображение было цветным и объемным.Из-за чуть неестественной контрастности лицо ее выглядело усталым, но поразительно красивым, неправдоподобным, нарисованным. На подушке отчетливо виднелись разбегающиеся от головы складки.
— Лю, милый! Как я рада…- услышала я ее голос. Сердце у меня сжалось, слезы заволокли глаза. Она заметила только меня,хотя мы стояли перед экраном все трое.
— Как бы я хотела тебя обнять…
— Вы рады? Он мальчик,- сказала я, чувствуя, как была неправа к этой изумительной женщине. Она ничего не знала о моем несчастье. И хорошо! Не надо ее волновать, хотя… хотя, кажется, они с папой не очень друг другу нравились. Но все равно она была чудесной, она должна была кормить малютку, ее нужно было беречь.
— Я так боялась,- говорила она.- Я не верила, что у него все в порядке, что есть и ручки, и ножки, и пальчики… А у него даже волосики вьются.
— Ах, теперь все боятся,- вздохнула Калерия Константиновна.- Эта ужасная радиоактивность подносит омерзительные уродства.
— Вы же не верили в радиоактивность,- буркнула я.- И в гаснущее Солнце не верите…
— А мы уже все решили,-не обращая на меня внимания,веседо сказала Холерия.- Мальчик будет жить у меня. Я буду… я буду его…
— Кормилицей,-подсказала я, бросив взгляд на доскоподобную фигуру чопорной дамы. Холерия ответила мне сверкнувшим взглядом.
— Работа ждет,- выдавил из себя Буров, пожирая глазами экран телевизора.
Елена Кирилловна скользнула по Сергею Андреевичу равнодушным взглядом.
— Нет, Буров,- сказала она,- я не вернусь к вам.
Калерия резко повернулась.
— Я не понимаю вас, Лена,- сухо сказала она.- Я никак не ожидала услышать ваш отказ от работы… в особенности в марте,- добавила она многозначительно.
Тень скользнула по лицу Елены Кирилловны.
Почему она говорит о марте? Мое отношение к Холерин стало болезненным. Наверное, у меня появилась разновидность истерии. Надо было обо всем рассказать папе. Рассказать… Теперь уже никогда не расскажешь…
— Почему ты плачешь, Лю?- послышался участливый голос Елены Кирилловны.- Ты плачешь, что не будешь видеть меня на работе? Но ты будешь приходить ко мне, глупенькая.
— Почему вы не хотите работать…со мной?- снова выдавил из себя Буров.
— Не с вами, Буров… Я просто больше не могу. Помните, мы говорили с вами о науке…Вы открыли средство против ядерных войн.Воображали, что одарили человечество. И что же? Вашей «Б-субстанцией», которую я помогала вам добывать, теперь гасят Солнце. Я не хочу больше в этом участвовать… даже в марте,- добавила она, твердо глядя на Калерию Константиновну.- Лучше патрулировать в космосе…
Калерия Константиновна делала мне многозначительные знаки. Она не хотела, наверное, чтобы я сейчас сказала ей о папе. Я не сказала.
Буров стал мрачнее тучи. Должно быть, Елена Кирилловна попала ему в самое сердце. Она всегда била без промаха.
А я вдруг сказала:
— Еленочка Кирилловна, милая… У меня к вам огромная просьба.
— Да, мой Лю.
— Назовите мальчика… Митей…
Она пристально посмотрела на меня с экпана:
— Я слышала по радио сообщение, Лю. Я все знаю.Я горюю вместе с тобой. Но я не могу назвать сына именем твоего отца. Я уже назвала его.
— Вот как? — оживилась Калерия.- Как же?
— Друзья мои,- сказала подошедшая нянечка.- Мы уже утомили мамочку.
— Как же будет он называться? — строго спросила Калерия.
— Рой,- ответила счастливая мать.- Просто- Рой. Во имя роя чувств, надежд…
— Рой? — удивился Буров.
— Ну да, Рой. Разве это плохое имя?
Лицо Калерии покрылось пятнами.
Няня выключила телевизор, и я едва уловила лукавую улыбку на усталом, но прекрасном лице, растаявшем на светлом, матовом стекле.
— Поразительные капризы! — пожала плечами Калерия Константиновна и заторопилась к выходу.
Мы вышли вместе с Буровым.Я старалась понять, что он чувствует. Ведь ему в лицо было брошено обвинение. Я, потерявшая отца… и может быть, из-за него… я этого не сделала, а она… она отказалась работать с ним.
Я считала, что должна сказать что-то очень важное.
— Сергей Андреевич!Это неверно, что она сказала… Может быть, вам совсем не нужна моя помощь, но я хочу работать с вами. Я верю вам так же, как верил папа… Я постараюсь быть полезной… Я уже поступила на заочный факультет, но я не успела вам сказать… Я все стерплю от вас, буду делать все и за себя и за нее…
Буров посмотрел на меня,словно видел впервые.И улыбнулся. Не насмешливо, как раньше, а по-хорошему. У меня защемило сердце, я покраснела и тут же готова была себя возненавидеть. Ведь папа летел к Солнцу!… А я? Я переживаю от улыбки мужчины.
Он сказал:
— Спасибо, Лю…
Мне было немного неприятно, что он так назвал меня.
— Спасибо, Люд,- словно поправился он.- Иной раз полезно сравнить двух женщин.
— А что вы… что мы теперь будем делать? Что искать?
Он взял меня за руку. Ой, кажется, мне придется неделю не мыть пальцы!…
— Знаешь, Люд, что такое движение вперед?
— Движение вперед- это борьба противоположностей,- услышала я голос Ладнова. Он догнал нас. Я и забыла, что велела ему ждать меня на тротуаре.- Простите,но, кажется, вы переходите на физику, и я могу оказаться не лишним.