Он закашлялся, задохнулся собственными словами. Откинувшись на подушки, стал жадно глотать воздух.
Я не понимал, о чем он ведет речь. Знал, что слушаю безумца, но неистовость, слепая убежденность его монолога заставляла усомниться — вправду ли безумен? Не скрыто ли в бессвязном бреде нечто по-настоящему важное?!
— Что бы мы не делали, мы уже случились, корнет. Мы уже были. Произошли. Старушка история проглотила нас, как пригоршню устриц. И запила прохладным «Клико»…
— О чем вы толкуете, Ржевский?
— Ржевский! Отличное имя. Я мог бы его использовать. Если бы представился еще один шанс. Но его не будет. Увы… Не верите, да? Напрасно. А вот «мусье» — те сразу поверили. Слушайте… пока отпустило, пока я могу донести это до вас. Не перебивайте. Просто запоминайте…
И я стал слушать. Я понял, что у меня нет другого выбора. Возможно, я заразился от него безумием, вдохнул ядовитые испарения его убежденности и веры… Но на миг я поверил что всё это действительно ВАЖНО. И я стал слушать.
…За год до начала войны к Наполеону обратился Франц Леппих, немец. Предложил снабдить армию боевым аэростатом, способным не только вести разведку, но и сверху поражать неприятеля.
Император отказался. Ему это показалось трюкачеством. Уловками, недостойными истинного стратега.
Леппих вышел на связь с русским посланником в Штутгарте, через него — с императором Александром. Информация о проекте была засекречена. В ходе тайной операции фельдъегеря переправили Леппиха в Россию. Для работ была выбрана усадьба Воронцово в шести верстах от Москвы, на начальные расходы отпущено восемь тысяч рублей.
В середине августа двенадцатого года Леппих совершил пробный запуск. Поднять удалось лишь двоих, но большего и не требовалось. Об испытаниях аэростата донесли Наполеону. Неприятель заглотил наживку.
Машина, собранная Леппихом, действительно была предназначена для полетов и внезапных атак неприятеля.
Но только не по воздуху…
Я недоуменно смотрел на поручика, ожидая продолжения.
Но долгий рассказ, казалось, вытянул из него остатки сил.
Он тяжело дышал, глядя в потолок избы темными, влажными глазами.
— Не по воздуху, — хрипло повторил он, отдышавшись. — А по времени…
— По времени?!
— Не перебивайте, корнет. Просил же…
— Я слушаю вас, — выдохнул я. — Продолжайте!
Едва только Кутузов высказался в том смысле, что с потерей Москвы не потеряна еще Россия, началась операция по эвакуации мастерской Леппиха.
Наполеон, так и не дождавшись «депутации бояр», вошел в Москву. В Воронцово был немедленно отправлен специальный отряд. Кроме каркаса «воздушной лодки» и груды бесполезных пружин, гвоздей, винтов и гаек, в их руки попало кое-что весьма ценное. Сотни три бутылей, в описи обозначенных как «купорос». Никакого толку захватчикам от них не было. Если бы речь шла и впрямь о строительстве аэростата. Если бы в бутылях действительно был «купорос».
Ржевский вновь прервал свой рассказ, поднес к лицу ладони. Они мелко подрагивали. С ненавистью глядя на собственные руки, он застонал, сцепив зубы.
— Развалина! Я — развалина… Впрочем, слушайте… В бутылях был не купорос, а особый химический состав, использовавшийся Леппихом в его экспериментах. Аэростат был лишь прикрытием, и из затеи ничего не вышло. Зато основной проект продвигался… Самое плохое, что в свите Наполеона нашелся некто, кто заинтересовался предприятием еще на стадии, когда его отверг император. Луи-Эмиль Бланшар, ученый-универсал, энциклопедист. Звезда его взошла еще в Египетском походе. Многие почитают его новым да Винчи при дворе Корсиканца… Куратором проекта стал Савиньи, академик, человек редкого трудолюбия и упорства. Третье имя, которое вам необходимо запомнить, — полковник Арман Ферро. Этот уже никакой не ученый. Бретёр, гусар, храбрец. Более кровожадного мерзавца и головореза не видывал свет. Прямо сейчас он следует к Лычевке с сильным отрядом. Знаете, где это?