Я хорошо сказала, потому как наши разбойники засмеялись, даже дядька Малюта хмыкнул в бороду. Только вот ромею слова мои пришлись не по вкусу, ибо он сразу начал грозить мне пальцем.
– У-у-у, балаболка! Погоди, попадёшься мне в руки, по-другому запоёшь!
– Обещалась лиса в борть забраться, да морда не пролезла! – не задержалась я с ответом.
Ромей покривился, но продолжать со мной перепалку не стал. Вместо этого он снова обратился к дядьке Малюте:
– Последний раз спрашиваю, Малютушка: отдашь девку? Или мне силой её брать?
Евойные разбойники при этих словах подобрались и шагнули вперёд, вынимая оружье. Ромей быстренько юркнул за их спины, и уже оттуда победоносно выкрикнул:
– Подумай, Малютушка! Хорошенько подумай! Стоит ли девка того, чтоб кровь за неё лить?
Вот ведь змеёныш! Чего я стою, а чего нет – не ему, жадюге, решать. Не он меня похищал и не он со мною три дня кряду мучился. Пусть сначала возьмёт меня, подержит на цепи, послушает, кто он есть на самом деле, а потом рассуждает.
Дядька Малюта был того же мнения.
– Ты, ромей, привык силой всё решать, да только не во всём на силу положиться можно.
Я так поняла, что этими словами он сказал ромею своё гордое мужское «нет»! Ромеевы разбойники тоже так подумали. Они не стали ждать, когда ромей крикнет «взять», и без команды ринулись в сечу. Мои не растерялись и встретили их мечами и боевыми топорами. Время разговоров прошло.
Я замерла…
Нет ничего красивого в том, когда мужи меж собой ратятся. Не для женских глаз такое зрелище. Это раньше я представляла себе, когда бабушка басни сказывала, как сходятся богатыри стенка на стенку, как звенят мечи, искры пыхают, пот со лба слетает… Может что и слетает, да только не пот!
Сколько же злобы на этих лицах. Это даже не маски – звериный оскал. Я увидела, как упал Метелица. Черноволосый угр похожий на медведя ударил его топором – и будто внутри что оборвалось… Никогда я не видела смерть так близко – глупую, навязанную. Может, искусница Макошь и выткала каждому свою нить-дорогу, но всякий воин под властью Перуна ходит, и только Перун решает: обрубить эту нить или дальше позволить ей виться. Метелица не вскрикнул, а если и вскрикнул, так за лязгом железа я крика не услышала.
Я схватилась за щёки. Нет, не может такого быть. Что вы делаете, что делаете! Не надо! Ведь пролитую кровь обратно не подымишь. Не затворить раны, не вернуть души в холодные тела. И не кровь вы льёте – материнские слёзы! Остановитесь!
Дядька Малюта дёрнул меня за подол, и я повалилась на палубу. Перед глазами по-прежнему стоял Метелица. Нет, не стоял – падал, а угр перешагивал через него, выглядывая следующую жертву. Кто его остановит? Кто остановит?
Звонкая пощёчина встряхнула меня, и я задышала часто и глубоко. Дядька Малюта снимал с меня цепь и заглядывал в глаза, пытаясь отыскать в них хоть каплю разума… Отыскал.
– Беги, девка, – он заговорил быстро, словно боялся опоздать куда-то. – Ты уж не держи зла на нас, по дури вышло, по неведенью. Видать, Чернобог попутал, сбил с пути. Не серчай.
Он выхватил из-за голенища нож и сунул мне в дрожащую ладонь.
– Прыгай в воду, уйдёшь за спинами. А не уйдёшь, так Сварог всех нас рассудит! – и метнулся к сходням.
Не помню, как я прыгала в воду, как плыла, как потом выбралась на берег. Кто-то бросил мне на плечи рогожку, но я скинула её и побрела мимо причалов, отводя лицо от встревоженных взглядов. В горле застрял комок, и я никак не могла сглотнуть его. Я всё ещё видела Метелицу и слышала несущейся в спину крик дядьки Малюты: Беги, девка! Беги!..
Очнулась я в полутёмном закоулке, средь зарывшихся в небо высоких теремов. Я сидела на перевёрнутой колоде, а большой лохматый пёс лизал мне лицо. Грязная когтистая лапа совсем по-дружески лежала на моём колене, а карие глаза смотрели с сочувствием и пониманием. Пёс понимал меня.
Я потянулась к нему.
– Ты хороший. Ты очень хороший.
Пёс вильнул хвостом, а я обхватила его за шею и заплакала.
4
Тесно сомкнутые шеренги ромейского строя надвигались неумолимо, подобно огненному шквалу лесного пожара – такие же красные и горячие. Солнца не было, – только сумрак, разлившийся по воздуху и по земле, и по червлёным щитам моей дружины. Серый сумрак. Мрачный. И лица мрачные, будто неживые – Малюта, Смеян, Добромуж, Метелица… Но этого быть не могло, ибо бой тот я хорошо помню. Не было в тот день мрака. Солнце только-только взошло над седловиной Карпатских гор, и принялось живо разгонять скопившийся в долине туман. Да и Метелицы в тот раз с нами не было, но почему-то сейчас он стоял рядом со мной, а красная линия щитов надвигалась…