Черноволосый озлился неудачей, попёр на меня, беспрерывно нанося удары. Моя дружина сдвинулась назад, чтоб не мешать бою, наёмники тоже отступили, встали полукругом. На полянке перед западиной мы остались вдвоём: я и угр. В общем-то, с этого и должно было всё начаться: выйти двум воеводам друг против друга и решить, кто прав и на чьей стороне сегодня боги. А потом победители пошли бы дальше, а проигравшие вернулись в Голунь. И никакой лишней крови. Ныне же Моране Кощеевне раздолье – десяток душ, не менее, сволочёт она Яге на усладу. А черноволосый явный помощник Мораны. Он настроился убить меня – как же не одинок он в этой мысли. Я бы тоже убил его, но это не Ершово ополчение, тут голыми руками едва ли что сделаешь.
Я попятился, уворачиваясь от очередного удара, споткнулся и упал на спину. Угр от такой моей неуклюжести сначала опешил, а потом зарычал радостно и прыгнул вперёд.
Воля Чернобога! Не долго же я продержался, ну да Малюта за меня отплатит…
И тут я услышал:
– Брат…
Милонег подталкивал мне меч – наш меч. Я кувыркнулся через плечо, пальцы привычно обняли рукоять, – и выбросил клинок вперёд по короткой дуге. Черноволосый прянул, но поздно: сталь прочертила кровавую полосу по животу, рассекая плоть и воздух единым движением, и он заорал, но не от боли – что ему боль? – от обиды, что проиграл. А я выдохнул: нет, нет, какой там Чернобог… Светлые боги со мной, не иначе. Я посмотрел вверх, и на мгновенье мне показалось, что под облаками мелькнул силуэт большой птицы… Мать Сва-Слава, спасибо тебе!
Черноволосый выронил топор, прикрыл рану ладонями и побрёл к краю западины. С каждым шагом он приседал ближе к земле, и последнюю сажень уже полз. Добравшись до края, он привалился к откосу, посмотрел на меня злыми глазами и прошипел:
– Хорощ… Хорощ…
Да, я хорош. Я лучше его. От такой раны он не оправится, не встанет на ноги и не умрёт слишком быстро. Истекая кровью, он успеет оценить мою силу и свою глупость, и вспомнит киевские причалы, сожжённую лодью, Метелицу, Тихомира и два десятка иных моих товарищей, которые по его воле ныне обитают в Нави… Устал. Как же я устал сегодня. Пора заканчивать всё это. Было время, когда сошлись трое на перепутье небесных тропинок: Сварог, Перун и Макошь, и решили, что не почто людям зря кровь в сражениях лить. Пусть прежде битвы двое самых сильных гридей от каждого войска сойдутся в поединке, и от чьей стороны гридь верх возьмёт, те и будут победителями. А иные пусть отступят, и на том боги клятву дали и нарекли сей закон Божьим Судом. Сегодня я верх взял, но отступать наёмники не собирались. Все законы божьи они давно забыли, и не мне их в том винить, ибо сам наёмником был.
– Убейте их, убейте! – заверещал ромей, и ткнул в мою сторону пальцем. – Голову мне его, голову! И Милославушку… Милославушку не обидьте.
Рядом со мной снова встал Малюта.
– Ну что, сынок, настало наше время?
– Настало.
– Не иначе в Сварге сегодня пировать будем?
– А вот здесь дудки. Со свиным рылом да в калашный ряд? Торопишься, отец. Это только князья да мужи нарочитые прямиком в Сваргу уходят, а нам сей путь заслужить нужно.
– Ну так пойдём и заслужим.
– Пойдём.
И мы пошли.
21
Сказала – и осеклась. Случалось, перечила я батюшке и даже язык показывала, но чтоб так, чтоб условия ставить. Я решила, что батюшка сейчас дланью своей отцовской хорошенько меня отшлёпает. Положит, как бывало, поперёк колена и… Ну и пусть, от своего я всё одно не отстану! Я стиснула кулачки, прижала их к животу и нахмурилась.
И батюшка что-то увидел в моём взгляде. Увидел и принял. И ответил:
– Дорогу показывай.
Я развернулась и побежала назад к западине. Усталости как не бывало; боги откликнулись на мою молитву: прислали батюшку с дружиной, дали ума настоять на своём. Спасибо вам, век не забуду. Теперь нужно торопиться. Суровые мужи, увешанные оружием и бронёй, едва за мной поспевали. Некоторые ругались, тяжело с таким грузом на плечах по жаре бегать. Но меня их ругательства заботили мало. Я не о них, я о Гореславе радела. Надо успеть… Успеть только… Успеть…
И мы успели.
Взбежав на пригорок перед западиной, я увидела, как ромеевы люди рубили мечами малую дружину моих русов. Первыми бились Гореслав и дядька Малюта – рядом, плечом к плечу, как и положено отцу с сыном. С боков отбивали наскоки наёмников близнецы… Я приложила ладонь ко лбу, прикрывая глаза от солнца: нет, только один отбивал, второй опустился на колени, держась за голову. Его подхватил под мышки Борейка, потащил к водоёмине, а Тугожир и Добромуж, заступили освободившееся место.