Зато в иных землях не всё так ладно. Шалят враги по окраинам, и спать людям, как наш ромей, спокойно не дают. Батюшка мой на полдень ехать надумал, воевать. Оружье начистил, дружину собрал. Северский князь Миломир Благоярович позвал его на помощь. Хазары, извечные враги северян, напали на Голунь, и теперь стоит город пуст. Сожгли его проклятые хазары дотла, а пепел Стрибожьи внуки по степи разнесли. Князь Миломир отступил к меже полянской, новый город решил ставить, но хазарского набега не забыл и не простил. Ныне готовит войско, чтоб почтить хазар вящею славою и с честью проводить до дому. А батюшка мой в том деле ему союзник, ибо с князем Миломиром они братья единоутробные. Это что ж получается, я княжна двоюродная? Вот те раз, вот те и Дарёна Гореславовна! Непременно расскажу об этом ребятам в Ладоге, а то Борщатка, мочи нет, кричит, что его отец муж нарочитый, воевода праведный, а сами они огнищане. А вот нате вам теперь ведро помоев – я целая княгиня!
Ну да бес с этим Борщаткой. Деда Малюта тоже на войну решил ехать. Его отговаривали, дескать, стар ты, ноги едва передвигаешь, борода седая по земле волочится, а он в ответ: зато руки боевой топор поднимают. Лучше, говорит, в сече лютой против врага выйти и погибнуть, чем дома на печи под себя ходить. Шутит деда Малюта, не ходит он под себя, я, вон, молодая, а в салки за ним едва поспеваю, жаль будет, если он уйдёт и не вернётся. Но такова доля мужская – землю свою беречь и защищать. А наша доля женская – ждать и надеется, и богатырей новых воспитывать в любви и добродетели. Поэтому я как вырасту да как замуж выйду, так первым делом сына рожу. Будет он богатырь, каких свет не видывал. А ещё знахарем будет и немножечко волхвом. Я уже и имя ему придумала – Вольга. Соберёт он земли славянские в кулак, будет править ими твёрдо, и ни один враг не ступит на нашу землю. А если ступит, так без ступней останется.
Я как-то это бабушке единым духом выпалила. Она сначала засмеялась, потом закручинилась, а потом и вовсе ругать меня начала. А деда Малюта сказал, чтоб я бабку не слушала, а слушала своё сердце, от него правды больше выйдет. И вот теперь живу я и слушаю: кто же мужем моим станет? Если кто с Озёрного края, Борщатка, например, бес этот конопатый, так лучше навсегда в девках остаться, а если Тихомил с Зачатьевского конца, то я ещё подумаю. А вообще, матушка моя ради батюшки на костёр погребальный идти собиралась, и пошла бы. Вот это любовь! А я за того же Тихомила в огонь готова броситься ли? То-то же. А когда готова буду – тут и посмотрим, как наречённого моего родители назвали.
Ну да не это сейчас главное. Только мы из леса вышли да на взгорье к дому ступили, как дорогу нам загородил волхв. Выбрался он из кустов лещины как тень навья: высокий, бородатый, на плечах шкура волчья, в руке посох дубовый. Видывала я раньше волхвов – суровые старцы с ярыми глазами из-под кустистых бровей, – но те волхвы против этого суще подростки. Я пискнула от страха и за бабку юркнула.
– Не бойся меня, дитятко, – проговорил волхв, и голос его мне опасным не показался. Наоборот, добрый такой голос, ласковый. Зря я, наверное, испугалась.
– Так ты нас не обидишь? – спросила я, выглядывая из-за бабки.
– Что ты, разве могу я вас обидеть?
Я поджала губки: и то верно, хотел бы обидеть, уже обидел бы. Я заулыбалась и подобралась в предчувствии праздника. Волхвы умеют басни хорошо сказывать и песни петь. Может и этот споёт? Ужас как люблю песни! У нас в доме как только запевают, так я сразу подхватываю. Правда, от моего пения у всех уши закладывает, а ромей выть сильнее начинает, ибо, со слов деды Малюты, мне в младенчестве медведь на ухо наступил. Вот же досада! Найти бы сейчас того медведя и лапы ему переломать, чтоб не ходил где непопадя.
В отличие от меня бабушка волхву совсем не обрадовалась. Она поставила корзину на тропиночку, уткнула руки в боки и сказала неприветливо:
– Что, Боян, снова присматриваешься? Снова ищешь, кого в сети свои затянуть?
– Здрава будь, ведунья. Дажьбог тебе в лицо.
– Со мною-то Дажьбог, а с тобой не иначе сам Чернобог знается!
После этих слов я поняла, что песен мне сегодня не слушать.
– Что ж ты встречаешь меня так неприветливо?
– По гостю и угощенье. Одну едва не погубил, на другую заришься? Не дам!
– Сие не в твоей воле.
– Ещё как в моей. Или думаешь, ты один с богами разговариваешь?