Кони помчались еще быстрее. Крепость, темным венцом украшавшая снега, притягивала их, как магнит. Роза сама с восхищением смотрела на внешнюю стену, которая каменной лентой опоясывала все грандиозное строение. Зияли пустотой окна-бойницы мощного барбакана. Опускные решетки сами по себе поднялись, позволяя саням промчаться в ворота и, пропустив их, тут же заняли прежнее положение.
Во внутреннем дворе замка ярко пылали факелы. Необычный частокол расположился у стен. Роза вздрогнула заметив, что каждый кол венчает отрубленная, человеческая голова или то, что от нее осталось.
Кони яростно били о землю копытами. Роза выпрыгнула из саней и хотела погладить по загривку самого красивого белоснежного скакуна.
-- Осторожно! - предупредил Эдвин. Он уже стоял сзади, подобравшись бесшумно, как тень. - Они ведь вовсе не кони и, к тому же, очень свирепы.
Лошади немного успокоились, почуяв приближение своего хозяина. Похоже, кроме него и возницы, они больше никому не подчинялись. Даже после долгого переезда у этих необыкновенных животных оставалось столько сил, что они могли разнести по камешкам целый город. Как дико и зловеще сверкали их глаза в кровавом зареве чадящих факелов. Как им хотелось порвать уздечки и затоптать копытами любого, кто встретится у них на пути. Но Эдвина они боялись. Что могло так пугать их в этом красивом, с виду хрупком юноше. Разве что его невозмутимость, полное отсутствие человеческих чувств в огромных голубых глазах и гордая осанка принца.
Самый задиристый из скакунов злобно оскалился на Розу. Потом обратил жалобный, подобострастный взгляд к своему господину, словно желая о чем-то предупредить. Скорее сознанием, чем слухом Роза уловила три слова, чередующееся с конским храпом.
-- Она твой враг!
-- Отведи их в конюшню, - приказал Эдвин, обращаясь к вознице.
Роза подошла к своему коню, который испуганно терся за санями и отвязала от седла узел со скудными пожитками.
-- Пойдем! - Эдвин взял ее за руку и потянул к высоким, чугунными дверям, покрытым затейливым орнаментом. Дверное кольцо крепилось к медной голове льва с широко раскрытой пастью и пустыми глазницами.
Двери отворились плавно, без малейшего скрипа. За ними лежал мрачный холл. Но только Эдвин ступил через порог, как все свечи в многочисленных канделябрах вспыхнули, как одна. Перед Розой предстал волшебный мир призрачных зеркал, пурпурных ковров и молчаливых скульптур. Стояли в тени мраморные богини. Переливались всеми цветами радуги высокие витражи. На стенах висели картины и портреты в тяжелых, узорчатых рамах. Широкая парадная лестница вела наверх.
Поражали не только богатство и роскошь. Просто, все здесь казалось живым. Изумрудные летучие мыши прятались за картинами. Скульптуры иногда меняли позы и делали реверансы. Волшебство дремало в каждом уголке. Вся блистающая магия этого замка подчинялась лишь одному человеку - своему таинственному, златовласому господину.
Бой курантов возвестил о приближение полночи. При последнем ударе Эдвин встрепенулся. Он обвел тревожным взглядом холл и закрытые двери, будто ожидал вторжения непрошеных гостей.
-- Мое время на исходе, - едва слышно прошептал он. - Через несколько минут я должен удалиться, иначе случится непоправимое. Если бы ты знала, какие узы связывают меня с комнатами этого замка и той империей, что простирается за ним.
Там нет ничего кроме дремучих лесов, хотела вымолвить Роза, но почему-то промолчала. Она взбежала по лестнице вслед за Эдвином. Они прошли по галереям и крытым переходам, мимо белеющих в темноте колонн и рыцарских доспехов.
Эдвин открыл дверь какой-то комнаты, одним мановением руки зажег все свечи, находившиеся в ней и обернулся, чтобы посмотреть на Розу.
-- Останься здесь на ночь, - предложил он. - Я скоро вернусь и постараюсь все объяснить. В моем замке ты в безопасности, но за его пределами тебя ждет неминуемая смерть. Если уйдешь сейчас, то крылатый враг найдет тебя, куда бы ты не спряталась. Ты притягиваешь его, как магнит.
Тихие, угрожающие слова Эдвина пугали, а его фигура, застывшая в пролете дверей, выглядела призрачной и неестественной. Он бесшумно сдвинулся с места и побрел к концу коридора. На полпути он обернулся, театрально взмахнул черным плащом и сказал на прощанье:
-- Завтра ты все узнаешь, - в его голосе прозвучала нотка боли и едва уловимого разочарования.