– Погоди. Думаю, я кое-что забыл.
Быстрее, чем мог заметить человеческий глаз, бандит бросил шприц, как дротик с флуоресцентно-зеленой каплей, выступившей на кончике иглы. Он с безошибочной точностью пролетел через решетку и ударил Джесси в бедро. И хотя поршень не был нажат, она закричала.
О Боже, она закричала.
Сумасшедший смех гиены едва был заметен на фоне рева Мейсона, который снова бросился на решетку. Он вырвался на свободу, сжигая мех и кожу и бросился к Джесси, когда что-то укололо его между лопатками, а затем еще и еще.
Взревев, он хотел повернуться к ублюдку, который посмел напасть на него со спины, но вялость уже просачивалась сквозь его конечности.
«Дерьмо. Снова накачали».
Падая на землю, как в замедленной съемке, Мейсон протягивал мохнатые лапы к Джесси. Агония в ее остекленевших глазах – самое мучительное, что он когда-либо испытывал, и эта агония будет его кошмаром.
Глава 8
И вот уже во второй раз Джесси проснулась, не зная, где находится. Уставилась на белый потолок над собой и позволила болящему телу насладиться мягким матрасом. Она была свободна. И, кажется, ее помыли. Она спросила себя, где находится, но тут же заметила знакомый герб, высеченный на изголовье кровати.
Значит, она в доме отца, больше похожем на особняк, хотя и не в комнате, в которой выросла. Видимо, в припадке бешенства после ее отказа ходить по струнке старый добрый папочка решил переделать комнату в театр. Джесси подумала, что темная комната заметно лучше, чем стерильный белый цвет большинства других помещений в доме. Ее папе серьезно не хватало воображения, когда дело доходило до декора.
Определив собственное местоположение, она позволила себе прокрутить последний момент, который помнила. Не очень приятный, потому что был связано с болью – ох, как много ее было – и действительно раздраженным бурым медведем. Забудьте о Йети. Мейсон в форме перевертыша был тем типом лесных медведей, которые заставляют туристов держаться подальше. Джесси, однако, хотела бы быть к нему поближе, потому что весь бешеный норов медведя проявился из-за опасности, в которой она оказалась. Опасности, от которой Мейсон явно хотел ее защитить. Как мило. Как неправильно. Как странно.
Но она подумает о своих чувствах к медведю – и о его сказочной привязанности – позже. Девушка вспомнила о гиене, которому надо поправить шейку, а предпочтительнее – свернуть, ведь он всадил в нее иглу, содержащую какую-то смертельную сыворотку, ну, или так он считал.
Взволнованная, Джесси села в постели и проверила себя. Руки, ноги, ладони, стопы – все казалось нормальным. Цвет кожи был таким же, как раньше. Ее лицо? Она соскользнула с кровати, попутно обнаружив, что одета в белую ночную рубашку до середины бедра, и отправилась на поиски зеркала, которое нашла в ванной. Тревожно рассматривая себя, Джесси вздохнула: никаких признаков третьего глаза или шишки, указывающей на опухоль, или выросших лишних конечностей.
Видимо, гиена, намеревавшийся накачать ее, напутал с дозировкой или просто оказался неудачником. В любом случае, если не считать небольшой болезненности в мышцах, она чувствовала себя прекрасно.
«А как же Мейсон?»
Девушка спросила себя, исцелился ли он от травм. Даже в том хаосе, который их окружал, она успела заметить ожоги на его теле, когда Мейсон бросился на клетку, пытаясь вырваться в безумной попытке спасти ее.
Ей необходимо найти его.
Не потому что сердце колотится в груди от волнения. Не потому что тело трепещет в ожидании его прикосновения. И уж точно не потому, что он ей нравился. Нет. Э-э-э. Она пошла бы его искать, чтобы убедиться, что ему помогли. Ничего другого.
«Лгунья».
Позже она корила бы себя за обман. Но прямо сейчас Джесси умирала от желания узнать, что стало с Мейсоном.
Однако выйти в двери ей не удалось. Та распахнулась, прежде чем Джесси дошла до середины комнаты, и с отвратительным выражением лица перед ней предстал отец. Он был похож на спятившего от ярости гуся – а вовсе даже и не на царственного лебедя. Джесси мысленно хихикнула. Присутствие отца, тем не менее, сразу заставило ее воспрянуть духом. Она опустилась на кровать и приготовилась к уничтожающим нападкам.
– Ты проснулась. Отлично.
Его ложная веселость не обманула ее ни на мгновение.
– Я чувствую себя хорошо. Спасибо, что спросил.
Сарказм не задел ее отца.
– Я вижу, что твоя речь не пострадала. Священник будет рад.
– Священник? Какой священник? Я умираю? Он придет, чтобы в последний раз причастить меня?
На мгновение девушка заволновалась, недоумевая, что она пропустила.
– Ты не умираешь, хотя почти умерла, работая на это некомпетентное агентство. Могу поспорить, мои адвокаты преподнесут мне их задницы на блюдечке.
– Это не их вина, – вступилась Джесси.
– Нет? Тогда чья? Медведя? У меня запланировано специальное наказание для этого гризли.
– Мейсон жив?
– Хищник-переросток жив. Пока, – зловеще сказал отец.
Ее сердце заколотилось в груди.
– Оставь Мейсона в покое. Он пытался меня спасти.
– Его беспечность, не говоря уже об отсутствии у тебя здравого смысла – это и есть причина ваших проблем.
– О чем ты?
– Медведь? Ты серьезно, Джессика? Я понимаю, что твоя цель состоит в том, чтобы поставить семью в неловкое положение, но, если ты чувствуешь потребность распутничать до брака, неужели ты не могла бы, по крайней мере, придерживаться своих?
– Ты имеешь в виду трахаться с Эриком? – Ей нравилось, как грубые слова заставляют его губы сжиматься. – Я бы предпочла групповуху с животными, рыбами и земноводными одновременно.
Это неправда, но ей нравилась такая ложь. Белая кожа ее отца стала ярко-красной.
– Клянусь, если бы я не сделал тест на ДНК, я бы захотел узнать, из чьего яйца ты вылупилась.
Она обиделась бы, если бы сама не проверила дважды – просто чтобы убедиться. Джесси очень хотела оказаться подкидышем. Она часто думала, взрослея, что действительно могла бы быть гадким утенком, подкинутым в лебединое гнездо.
– Ну и дела, не задуши меня своей любовью, папуля. Я могу просто задохнуться. Насколько бы увлекательным ни был наш разговор, мне нужно идти. Есть дела, которые необходимо сделать. Люди, которых нужно увидеть. Медведи, с которыми надо трахнуться. Ну, все такое. Забавные вещи.
Ледяная улыбка, растянувшая губы отца, ни капли не согрела ее. Триумфальный блеск в его глазах заставил Джесси задрожать.
– Есть только одна вещь, которую ты сделаешь, когда выйдешь через эту дверь, и она включает в себя священника, принца и слово «да», которое ты скажешь, когда зададут вопрос.
Испуганный вскрик, вырвавшийся из горла Джесси, сделал ухмылку ее отца шире.
– Ни хрена, – отрезала девушка. – Я мирилась с этим фарсом достаточно долго. Либо ты говоришь Эрику, что помолвка расторгнута, либо я. И если ты продолжишь настаивать, я закончу это публично, и это опозорит тебя до скончания века.
– Ослушаешься, и некий медведь в подземелье превратится в пальто для твоей тети Матильды.
Шок заставил ее ахнуть.
– Ты не посмеешь!
– А рискни. Твой любовник уже вызвал у меня достаточно раздражения.
Не очень хорошо для Мейсона.
– Ты не можешь этого сделать. Мы живем не в средневековье, папа. И ты не можешь заставить меня выйти замуж.
– Могу и заставлю.
– Нет, не заставишь. – Тихую, но твердую фразу произнес Эрик, стоявший в дверном проеме в джинсах и футболке.
Джесси моргнула; повседневная одежда придавала ему... приличный вид.
– Она просто боится – заявил отец. – Она справится с этим. Разве ты не должен быть одет? Пора начать церемонию.
– Нет, не пора.
Опять же с твердой уверенностью. Несмотря на ситуацию, Джесси почти начал нравиться этот парень. Но не настолько, чтобы выйти за него замуж.
– Я терпел этот фарс, потому что моя мама заставила меня пообещать. К счастью для меня, моя мать действительно любит меня, и, увидев, как мне не нравилась мысль о женитьбе по расчету без – хотя бы – привязанности, она освободила меня от этой клятвы. Принцесса.