– Ну, красивая одежда.
– Ты хочешь сказать, модная?
– Ну, да.
– Послушай, ты любишь рисовать, и у тебя неплохо получается. Так? Почему бы тебе не заняться разработкой новых моделей? Твоя мама научила тебя шить. Ты ведь всегда переделываешь вещи из магазина на свой вкус. Так почему бы тебе не заняться этим серьезно?
– Но при чем здесь конкурс «Девушка года»? Я что-то не улавливаю. – А вот при чем. Конечно, может, я пристрастен, но ты настоящая красавица. И, конечно, они возьмут тебя в модели. Но ведь ты могла бы поработь моделью, так сказать, для начала, заработать денег, а потом поступить в колледж и получить настоящую специальность. И потом, если накопить кое-какой капитал, будет легче открыть собственную фирму.
Он все правильно рассудил. Какое счастье, что у меня есть Маркус! Я ведь до сих пор даже не задумывалась всерьез, чем буду заниматься после школы.
Маркус сделал несколько снимков. Правда, не очень удачных. Тогда он попросил своего друга Джо, который собирается стать профессиональным фотографом. Он несколько лет копил деньги на камеру, а теперь целыми днями бродит по Лондону и фотографирует людей – на улице, в школе, в любом интересном месте. Иногда и Маркус ходит вместе с ним. У Маркуса тоже есть неплохие фотографии, но все же до приятеля ему далеко, у Джо настоящий талант.
Я послала свои конкурсные снимки в фотомодельное агентство, которое называется «Этуаль». И вот в один прекрасный день мне оттуда позвонили. Я думаю, это все благодаря замечательным снимкам Джо. Я ведь не какая-нибудь светло-шоколадная мулатка с огромными глазами лани. У меня по-настоящему черная кожа, и волосы коротко острижены. Джо сфотографировал меня на фоне яркого светового пятна, и я получилась просто потрясающе. Конечно, подумала я, когда они меня увидят такой, как есть, то, наверное, даже не захотят и разговаривать.
Но я ошиблась.
Это вообще оказалось довольно приятное место. Со мной разговаривала девушка по имени Энджи, очень, кстати, симпатичная. Она попросила меня сесть и сразу заговорила начистоту:
– Не хочу тебя обманывать, Эми. У нас не очень много работы для черных девушек, но мы все же хотим, чтобы ты участвовала в конкурсе. Сказать по правде, нам нужно, чтобы в конкурсе участвовала хотя бы одна негритянка. Ты даже не представляешь, как мало черных девушек подали заявки на конкурс.
Конечно, мне это не понравилось. Мало радости, что тебя берут только потому, что ты черная. Может показаться странным, но я никогда всерьез не размышляла о расизме. Мама всегда говорила нам, что прежде всего ты человек, а уж потом белый или черный. Но я не стала ссориться с Энджи. В конце концов я пришла узнать, допустили меня к участию в конкурсе или нет. Так вот, она сказала мне, что допустили. Энджи объяснила, когда приходить на репетицию, что я должна делать, на что надо обратить особое внимание. И еще она сказала, что фотографии Джо замечательные и даже годятся как пробные снимки для фотомодели. Еще бы, ведь Джо настоящий талант!
Мама была на седьмом небе от радости и даже приготовила по этому случаю праздничный ужин. Кроме того, она для нас с Тути тоже припасла важное известие. Мы заставили Тути сунуть ладошки под попу и прикусить язык, чтобы хоть минутку она посидела спокойно. Ее пригласили спеть на церковном празднике, и всю неделю она целыми днями кривлялась перед зеркалом со щеткой для волос вместо микрофона, завывая на все лады. А мама хотела, чтобы мы внимательно ее выслушали. Сообщение было важное. Наконец Тути угомонилась. Мама встала и торжественно сказала:
– Ваш брат Лерой возвращается с Ямайки. Домой. Он будет жить с нами.
Наверное, в ту ночь я должна была увидеть прекрасный сон: как меня награждают венцом королевы, победительницы конкурса «Девушка года». Но приснилось мне совсем другое: как будто мы приехали в аэропорт встречать Лероя… а из самолета выскакивает настоящий черт с рогами.
ЛОНДОН, 1993
Мне никогда не забыть первого появления Эми Ла Мар на подиуме. Финал конкурса на звание девушки года проходил в лондонском отеле «Хилтон» – в большом зале с окнами на Гайд-парк. Конкурс организовывало мое родное агентство «Этуаль», и меня пригласили в жюри. Минут десять понадобилось, чтобы пробиться через толпу в холл, где уже поджидали телевизионщики.
– Эй, Лебедь, как дела? – крикнул один репортер.
– Спасибо, отлично. А как ты, Джой? – Некоторых журналистов я знаю по имени, и всегда бывает приятно увидеть в толпе знакомые лица.
– С возвращением на родину, Лебедь! – А вот этого вижу впервые. – Почему бы тебе не остаться у нас насовсем?
Провокационный вопрос. Все знают, что в Америке модели зарабатывают гораздо больше, чем в Англии. Но я патриотка, и не стану лишний раз напоминать об этом.
– Когда-нибудь, может, и останусь. – Будем надеяться, мой ответ не прозвучал слишком уклончиво.
– С мамой-папой повидаешься?
Еще один каверзный вопрос, хотя никто и не подозревает, как тяжко мне на него отвечать. Сослаться на нехватку времени – какая же я после этого любящая дочь? Но и правду сказать не могу. После появления Гарри мне стало трудно встречаться и разговаривать с родителями. Они так и не оправились после гибели Венеции и по-прежнему живут прошлым, а в возвращение Гарри уже не верят. Каждый раз, когда мы видимся, мне страшно хочется рассказать им, что он жив. Но это невозможно. Я дала Гарри слово. Он не хочет возвращаться домой, пока с него не сняты подозрения. К тому же я понятия не имею, где он сейчас находится. В нашу последнюю встречу, когда я передала ему деньги и мы попали в кадр Демону, он обещал вскоре связаться со мной, но за все эти годы так ни разу и не объявился. Я уже сама начала беспокоиться. А встречи с родителями превратились для меня в настоящий кошмар. Не потому, что я не рада их видеть. Просто они уверены, что только я у них и осталась; они отчаянно цепляются за меня, как за последнюю надежду…И это невыносимо. Вот почему я стараюсь пореже выезжать из Нью-Йорка. Так спокойнее. Я ненавижу лгать. Раньше мне приходилось лгать родителям, что я ничего не знаю про Гарри, а теперь, когда они говорят о нем, как о покойном, я тоже чувствую болезненные уколы сомнений: а вдруг это правда? И снова приходится притворяться, – мол, все в порядке, конечно, он жив. Мучительные мысли – особенно если они приходят в голову, когда надо улыбаться журналистам и казаться беззаботной.
Зал был уже полон. Агентство «Этуаль» не упускало случая организовать для своих клиентов настоящий праздник. Все здесь: модельеры, визажисты, пресса, фотографы, редакторы журналов мод, покупатели и, разумеется, – полный набор моделей от «Этуаль». Посреди зала – огромный подиум, нестройный гул голосов перекрывается бухающим ритмом диско: шоу еще не началось, но праздник уже в разгаре.
Луч прожектора поймал меня и провожал до самого судейского столика. Фотографы вокруг подиума неистовствовали. Я послала им воздушные поцелуи и своей «мыльницей» тоже сделала несколько снимков – это всегда вызывает у них особенный восторг. Меня, как почетного члена жюри, усадили в центре длинного судейского стола, прямо возле подиума, рядом со знаменитым дизайнером причесок, – у него салоны и в Лондоне, и в Лос-Анджелесе, и в Сиднее. Мы не раз работали вместе. А с другой стороны расположился Чарли Лобьянко, президент агентства «Этуаль».
Я всегда восхищалась Чарли. Перед его итальянским заразительным обаянием просто невозможно устоять. Особенно подкупает нескрываемый восторг, с которым он относится к женщинам. В женском обществе он – как мальчик в кондитерской лавке. Бегает, суетится – кого-то обнимет, что-то шепнет, поцелует. Чуть ли не мурлыкает… Но ни капли фальшивой лести прожженных ловеласов. Чарли любит женщин искренне. Он полная противоположность пресным английским мальчикам, среди которых я выросла. Чарли – это сплошные эмоции. Не раз я видела, как он плачет и не стыдится слез, – и это тоже восхищает меня в нем. Нет, он вовсе не размазня, просто не умеет фальшивить. Родители у него тоже люди интересные: мать из аристократической итальянской семьи, она росла и воспитывалась на роскошной вилле на озере Комо. От нее Чарли унаследовал безупречные манеры и превосходный вкус. А вот отец у него – темная личность, итало-американский мафиози из Нью-Джерси, про которого достоверно известно только то, что лет сорок назад он соблазнил мать Чарли и уговорил ее бежать вместе с ним. Чарли рассказывает эту историю каждый раз по-новому, и за подробности я не ручаюсь, но думаю, именно папаше он обязан некоторой ветреностью своей натуры, которая, впрочем, только добавляет ему привлекательности. До меня часто доходят сплетни о его шашнях с молоденькими моделями, но я предпочитаю к ним не прислушиваться.