Мне всегда нравилось одно место в нашем зоопарке - это пруд с водоплавающими птицами. Там росли плакучие ивы, и было очень красиво. По водной глади пруда скользили два лебедя. «Так вот вы какие!» - прошептал я. Величавые птицы завораживали взгляд. Безусловно, это одни из самых красивых птиц на земле. Неужели моя пра-пра-пра-какая-то там бабушка была такой лебедью, да не просто лебедью, а Царевной-Лебедью? Я долго смотрел на них. И опять чувство какой-то нереальности посетило меня. Как-будто я нырнул в Зазеркалье.
-Эти лебеди постоянно тут живут, - внезапно сказала Рита, - в прошлом году я была здесь на экскурсии и слышала рассказ о них. Один из них летать не может - какая-то травма крыла. А другой его не покидает. Верность лебединая. Так им загончик соорудили на случай морозов сильных. А в прошлом году сюда еще один лебедь прилетел.
«Надо же! - подумал я, - Лебединая верность! А папка как же? Он же Лебедев. Где его верность лебединая?».
Лебеди, между тем, скрылись за ивушкой, а мы пошли дальше. Меньше всего мне хотелось идти в серпентарий. Эта часть зоопарка была посвящена змеям. Я всегда испытывал особую неприязнь и страх перед этими тварями. Может, это глубоко врожденное чувство. Ведь грехопадение первых людей началось с представителя этого рода. Но детям все понравилось. Машка пыталась пугать Сереженьку и рассказывала ему небылицы, как эти несчастные ужики и гадюки едят детей.
Лешка запротестовал:
-Эти змейки ничего больше мышки съесть не могут. Вот если бы вы видели питона. Недавно была передача про питонов. Они точно детей могут съесть!
-А вот моя бабушка рассказывала мне, что у них на хуторе за бахчами полозы водились огромные, - сказала Рита, - тогда, во время войны, там концлагерь был. Фашисты многих наших замучили. А эти полозы раскормились, пятиметровые стали. После войны на бахчах люди стали пропадать. Оказалось, что это полозы нападали на них, душили и съедали. Так что Машенька не так далека от истины.
Мороз по коже пошел у нас от таких рассказов. Я поспешил увести всех подальше от этих гадов.
Закончился наш осмотр живности хищными птицами. Орел, беркут, сапсан, ястребы. Где же коршун? Коршун почему-то отсутствовал. Так я и не посмотрел в глаза противника. Что тебе надо от нас, Коршун?
Лешка предложил всем вместе съездить в больницу, посетить Пашку и его отца. Мы посчитали остатки финансов и зашли в магазин. Купили для больных кефир, сыр, сметану и яблоки. У входа какая-то женщина продавала много ярких искусственных цветов. Машка стала канючить: «купи да купи».
-Я тебя баловать не собираюсь, - твердо сказал я.
К тому же эти цветы, наводнившие в последнее время весь город, ассоциировались у меня только с одним - похоронами.
Но тут Лешка с Ритой, хитро улыбаясь, купили и Машке, и Сереже по подсолнуху. И те, весьма довольные, как с флагами на параде, пошли с нами дальше. Я же стал печально размышлять о неправильном воспитании молодежи. Ведь раз старший брат сказал «нельзя», то нельзя. А кое-кто все испортил.
В больнице никому ни до кого не было дела. Никто не следил за посетителями. Поэтому мы беспрепятственно прошли сначала к Пашке, а потом к его отцу. Павлику стало значительно лучше. А вот отец его выглядел плохо, весь како-то желтый и очень худой. Я даже долго не смог на него смотреть, слезы подступали и начинали душить. Оставив его с детьми, мы вышли из палаты.
Рядом стояла женщина в черном и тихо плакала. Молодой врач неумело пытался успокоить ее: «Мы сделали все, что могли». Эта дежурная фраза убивала наповал. А что они вообще могут, эти врачи? Санитарка выносила в туалет чье-то судно. Я вдруг почувствовал ужасную тоску и одиночество, несмотря даже на то, что Рита была рядом. Какое-то черное непонятное предчувствие наполнило меня всего и все больничное пространство, и весь мир за окнами. Я вспомнил отца Николая. Его грустные и полные любви и сочувствия глаза. Он советовал мне в трудные минуты молиться. Я закричал про себя: «Господи, помилуй!» и кричал до тех пор, пока темная туча не миновала меня.
Крещение
Ночью мне не спалось, и я решил поиграть, но компьютер все время зависал и печатал мне какую-то ерунду, причем, на английском языке. «Game is over. You are my, Swan». Вначале, я подумал, что это банальный вирус. Но потом, когда дословно перевел написанное, дурное предчувствие опять возникло в моей душе. «Игра окончена. Ты мой, Лебедь».
Вирус не может знать, как меня зовут. Тут что-то не то. И это пугало меня. Внезапно я понял. Это Коршун, который хочет получить мои кольца. Они имеют для него огромное значение. Это для него реальная власть и сила. Он хочет стать главным в роду Лебедей. Сделать этот род родом Коршунов... Мне стало страшно. Я опять помолился. И сразу уснул.