-Следующий вопрос - где его прячут? Это вопрос основной. Но все же, мне не дает покоя мысль о том, что, может, он сам прячется? Вчера я созванивался с батей. Он сказал, что узнал еще кое-что.
-Что?
-Видишь ли, весь последний год перед тем, как он получил этот пост и стал владельцем такой крупной компании, происходили странные события с его конкурентами. Как будто судьба сама помогала ему. То у одного инфаркт, то другой погибает в автокатастрофе, третий из окна сигает. Словом, будто он сам...
-Ты что, хочешь сказать, что мой отец виноват в их смерти?
-Да нет, конечно. Я в это не верю. Но факты таковы.
-Да он неспособен на такое, - сказал я и сразу прикусил свой язык. Вдруг я вспомнил тот разговор, который я подслушал в нашем коттедже зимой. Между мамой и отцом. Ведь он угрожал даже ей. Я ужасно расстроился, но решил не подавать вида.
Лешка взял исписанный Павликом листок и прочитал все, что там было, вслух.
-Теперь прояснилось в голове?
-Да, - хором ответили мы с Пашкой.
-Тогда жду ваших предложений, - сказал Лешка и закинул ногу на ногу. Павлик покрутил головой, а потом неуверенно сказал, что нужно проверить жильцов тех великолепных коттеджей.
-Но как? Там же охрана. Да и потом нам они свои фамилии вряд ли захотят сказать. А, может, у этого злодея вообще другая фамилия...
В этот момент в моей голове опять возникла какая-то догадка. Мне показалось, что вот-вот, и я найду ключ к этой тайне. Нужно только вспомнить... Но деловитый Лешка, вставший сегодня явно с той ноги, уже командовал парадом:
-Я придумал! Мы купим два конверта. Один подпишем Коршунову, другой Мишанскому и отнесем охранникам. Если возьмут, тогда он там проживает.
-Тогда нужно еще и третий конверт - Оршунову. Вдруг у него первую букву фамилии отняли, как у незаконнорожденного, - сказал я.
-Можно сделать так, что адрес будет слегка испорчен. Например, письмо под дождь попало. И номер дома, и улицу размыло, а вот фамилия есть. Пашка, как этот поселок называется?
-Слободка.
-Да нет, коттеджи где.
-Кажется, Заречный.
-Нужно точно узнать. Пашка, ты этим и займись. А ты, Ванька, езжай в город. В архив. И еще раз все просмотри. Ты что-то упустил. И проведай там своих, новости собери, а к вечеру возвращайся. А я схожу на почту и еще раз все обдумаю. Серые клеточки должны трудиться.
-Это Пуаро говорил, а ты у нас сегодня Шерлок Холмс, - пошутил я.
-Слушай, Ванька, а почему ты своей матери все не расскажешь?
-Да нет. Это исключено.
-Думаешь, не поверит?
-Нет, не в этом дело. Она только-только успокоилась немного, а тут я опять начну раны бередить.
-Ну, понятно.
-Привет передавай Сереге и отцу, - сказал Павлик мне на прощание.
Я сел на десятичасовой автобус и поехал домой.
Поиски и открытия
Дома я никого не застал. Кольца в пластилине лежали на своем месте - то есть в почтовом ящике. Позвонив бабушке, я узнал, что мама, взяв Машку, уехала по путевке в Санкт-Петербург. Сережу в садик водит бабушка, а деда направили в санаторий подлечиться, чему бабушка была несказанно рада. Она что-то пыталась мне намекнуть насчет скорого будущего, но я так ничего и не понял. Отец Павлика чувствовал себя хорошо, бабушка подкармливала его фруктами и куриными окорочками. Обещала передать привет от Павлика.
Прибыв в архив, я опять воспользовался добрым расположением сестры маминой сотрудницы. Она меня помнила и без труда провела внутрь, а потом разыскала те самые папки. Я нашел чертеж дома графа и внимательно стал его изучать. Вдруг вверху я увидел надпись, сделанную, скорее всего, рукою самого графа, таким мелким ровненьким почерком: «Привязать к 2-му Лебединому». Эта надпись была слева и в самом верху, поэтому она не уместилась на ксерокопии. Я списал ее дословно, хотя мало, что понял. Я просидел там еще час, но ничего нового для себя не открыл. Поблагодарив Софью Петровну, я вышел на улицу. Июньское солнце пыталось расплавить асфальт. В городе пахло летом, а, стало быть, каникулами.
Однако я не ощутил привычную для каникул беззаботность, которая начинается еще в конце мая и стремительно опустошает головы учеников, перегруженные знаниями за год. В городе было неспокойно. Везде стояли вооруженные до зубов посты милиционеров и еще каких-то военных в касках. Дед всегда говорил в таких случаях, что кто-то сбежал из тюрьмы. А отец, что машину угнали. Я и не подозревал, что весь этот ужасный переполох тоже связан с моим делом. Спокойно я сел на четырехчасовой автобус и покатил в провинцию.
Наши бабули сидели в белых платочках на крылечке.
-На солнышке кости греем, - сказали они, когда мы, как тимуровцы собрались в шесть часов на зов трубы возле дома.