— Двадцать лет, — ни к кому не обращаясь, сказал Крон. — Двадцать лет работы псу под хвост. Почему? Жили же мы раньше: они — себе, мы — себе! Никто никому не мешал. Почему мы должны искать новую линию поведения? Почему мы должны ломать налаженное производство, срывать с места шесть миллионов человек, гнать через пространство тысячи кораблей? Неужели нет решения, приемлемого для обеих сторон? Почему мы должны уступать?
Некоторое время все сидели молча. Мацуоки подошел к товарищу и стал смотреть, как просыпается за окном чужой мир.
— Потому что это их планета, — сказал он. — Мы здесь гости, а они хозяева.
Крон вышел из кабинета, и его никто не останавливал.
— Что мы можем предпринять в отношении Ашкенази? — спросил Большой Папа.
— Скорее всего — ничего, — жестко сказал Строгое. — Он уже не наш, а их. Неизвестно, чем закончится это вмешательство. Я думаю, что мы должны оставить его в покое. Иначе мы можем повредить чужим. Я даже склонен предполагать, что такое вмешательство будет опасным и для самого Ашкенази.
Собравшиеся за столом люди подавленно молчали. Вокруг расстилался чужой мир, светило чужое солнце, нас окружала чужая жизнь. Мы все думали об Ашкенази. Чем мы могли помочь ему? Да и нуждался ли он в нашей помощи?
Стая вылетела.
Из черного зева пещеры взметались в небо серебристые стремительные тела.
— Он идет последним! — крикнул Зеньковский.
— Восемь… девять… — невозмутимо считал Строгое.
— Есть! — крикнули от лидера.
Мгновенно вспыхнули мощные прожекторы, высвечивая вылетающую из пещеры птицу. Окутанная невидимым силовым полем, птица рухнула на скалы. Лебедь лежал, широко раскинув короткие крылья, и был похож на стремительный летательный аппарат. С левой стороны упавшего Лебедя кто-то зашевелился.
— Прыгун? — спросил кто-то рядом со Строговым.
— Ашкенази, — отозвался Зеньковский, опуская бинокль.
Да, рядом с Лебедем стоял Ашкенази. В бинокль было видно его отекшее багровое лицо, искаженное болезненной судорогой. Ашкенази был гол. От лысого черепа отходили темные эластичные трубки или сосуды, скрывающиеся в теле Лебедя.
Ашкенази сделал несколько неуверенных шагов, вытягивая перед собой руки, он был похож в эти мгновения на слепого. Послышалось уже знакомое Строгову басовитое гудение. Между ладонями вытянутых рук Ашкенази появилось едва заметное багровое свечение, изредка разрываемое маленькими юркими молниями. Ловчая сеть силового поля прижимала его к земле, но
Ашкенази выпрямился, и из рук его в стоящий в роще лидер ударила длинная ветвистая молния. У машины кто-то закричал. На месте лидера полыхнуло пламя пожара. Силовой ловушки больше не существовало, ведь она питалась от установки лидера.
Мгновение Отрогов разглядывал бушующее пламя. Когда он взглянул туда, где лежал упавший Лебедь, Ашкенази рядом с птицей не было. Лебедь стремительно рванулся вперед, раскидывая крылья, и оторвался от земли.
— Ушел, — хрипло и расстроено сказал Зеньковский.
— Натворил он нам бед, — отозвался Строгое, глядя на пылающую машину.
Секунду спустя они уже бежали к роще, где у горящих обломков машины тревожно перекликались люди.
Работы были прекращены повсеместно. Пролетая над поселками, Строгое видел замершие механизмы, опустевшие дома, замершие эскалаторы шахт. Шел демонтаж оборудования. Люди работали деловито, но без особого азарта. Это чувствовалось сразу.
Не обошлось и без столкновений. Прибыв на рудник-фабрику удобрений, Строгое увидел, что комплекс продолжает работать. Директора комплекса Строгов нашел на рабочем месте.
— Почему не прекращаете работы? — гневно обрушился Строгое на директора.
— А почему мы должны их прекращать? — отозвался тот, поворачиваясь от селектора к инспектору.
— Совет ООН принял решение прекратить хозяйственную деятельность на Кассиде!
— Знаю! — хмуро сказал директор. — А вы знаете, что наш комплекс дает сто тонн удобрений в час? Вы знаете, что мы снабжаем удобрениями половину планет Федерации? С прекращением работ ставится под вопрос будущий урожай Федерации. Это разумно?
— Вам известно, что на планете обнаружены разумные существа'
Директор пожал плечами.
— Ну и что? Наша деятельность не угрожает их существованию. Комплексу уже восемь лет. За это время Лебеди ни разу не появлялись в нашем районе.
— Кассида — не колония, — жестко проговорил Строгов. — Это их родина, и мы должны блюсти интересы хозяев.
— Прекрасно, — сказал директор. — Мы берем свое. А они пусть себе живут.
— Мы не колонизаторы, — возразил инспектор. — Земля не может жить за счет других. Вы грабите чужую жизнь!
Директор строптиво пожал плечами.
— Я отстраняю вас от работы, — вскипел инспектор. — Соберите администрацию!
— А я ею уже не командую, — насмешливо сказал директор. — Вы меня отстранили.
Строгов подсел к селектору.
— Администрации комплекса немедленно собраться в кабинете директора, — объявил он. — Повторяю: администрации комплекса немедленно собраться в кабинете директора!
Директор комплекса хмуро смотрел на него.
— Вы рубите сук, на котором мы все сидим, — тихо сказал директор.
— Может быть, — отозвался Строгов. — Но я твердо убежден, что нельзя рубить дерево, на котором живут другие.
Мацуоки стоял у окна. Зарево заката рвалось в комнату, бросая на лица зеленые отблески.
— Вот и все, — печально сказал японец. — Сто транспортников через три недели. Потом прибудут другие. Через два месяца Кассида опустеет.
— Не хочется улетать? — спросил Строгов.
— Я здесь с первой высадки, Антон, — сказал Мацуоки. — Срок достаточный и для того, чтобы привыкнуть, и для того, чтобы полюбить. Для меня Кассида нечто большее, чем очередная земная колония. На этой планете останется частица меня самого.
— Земля имеет больше двухсот колоний, — утешил инспектор. — Без работы не останетесь.
Японец покачал головой.
— Теперь я вернусь на Землю. Мне уже семьдесят два. В моем возрасте поздно затевать новое дело. Буду работать на рыбоплантациях. Буду смотреть на синие волны и на нормальные красные закаты… — Он неожиданно стукнул ребром ладони по столу.
— Черт бы их всех побрал! Откуда они взялись: Лебеди, Прыгуны и вся эта странная цивилизация, в которой нельзя ничего понять. Антон, я сомневаюсь, что контакт возможен. Они просто не пустят нас к себе. А мы будем к ним рваться, потому что иначе мы не можем. И будем терять людей, как потеряли Ашкенази. Мы для них просто фактор, угрожающий их существованию. Мы уходим. Все верно: мы обязаны покинуть чужую планету. Но все наши усилия — на ветер, миллионы рабочих человеко-часов — на ветер, наши мечты — на ветер! Потом окажется, что Симбиоты — тупиковая ветвь эволюции, что они вымирают не в результате нашего вмешательства, а вследствие неведомых пока природных факторов. И тогда все начнется сначала. Обязательно начнется! Федерация никогда так просто не откажется от Кассиды. И что тогда моя работа, Антон? Сизифов труд?
— Не стоит так пессимистично, — возразил Строгов. — Я понимаю вас, но все-таки…
— Мне семьдесят два, — горько сказал Мацуоки. — В этом возрасте заканчивают и подводят итоги, а не начинают.
— А Крон уже улетел на Землю. Похоже, что решение Совета ему не по душе.
— Он из третьей экспедиции, — сказал японец. — Тогда по случайности погибло три человека. Среди них была и жена Крона.
— Я не знал, — неловко сказал Строгое.
Наступившую тишину нарушил тонкий вызов таймера. Инспектор воспринял вызов с облегчением и увидел, что его вызывает Худов.