К чему скрывать прекрасное?
Размышляя о том, что Франческо увозит в свой замок, который в скором будущем станет и ее домом, частичку ее красоты, Изабелла радовалась, что вскоре портрет будет принадлежать ей. Она обожала коллекционировать произведения искусства, и мысль о том, что кто-то увозит из Феррары картину выдающегося мастера, была для нее невыносима. Те прекрасные вещи, которые успела собрать Изабелла, после свадьбы останутся в ее распоряжении. Все эти камеи и геммы, так изящно вырезанные в камне феррарскими ювелирами, сундуки для хранения платьев, расписанные лучшими художниками, ожерелья и пояса, которые выковали по ее рисункам кузнецы. Изабелла гордилась своей коллекцией, отражавшей ее вкусы и пристрастия.
— Разумеется, вы правы, — согласился Франческо, — нельзя в одиночку любоваться подобной красотой.
Ее Франческо был лучшим из потенциальных мужей. И пусть он давно уже вступил в возраст мужской зрелости (Франческо исполнилось двадцать три), а Изабелле едва минуло пятнадцать, жених в письмах уверял невесту, что не может дождаться дня, когда они станут мужем и женой. Если Франческо узнавал, что Изабелла заболела, он присылал ей прекрасные дары: жемчужную подвеску или миниатюру с туманным пейзажем кисти нового фламандского художника. Однажды, когда Изабелла мучилась лихорадкой, Франческо подарил ей щенка спаниеля. Малыш вылизал со щек Изабеллы весь жар без остатка; по крайней мере, ей так хотелось верить в это!
— Значит, вы утверждаете, что месяц мог изменить наши судьбы? — продолжил Франческо. — Расскажите мне об этом. Страшно вообразить, что я мог бы прожить жизнь без вас!
Изабелла поведала Франческо, что много лет назад, когда ей исполнилось шесть лет, Лодовико Сфорца прислал в Феррару послов, прося руки старшей дочери герцога. В политике Лодовико считался восходящей звездой. Герцог Бари и регент своего малолетнего племянника миланского герцога Джана Галеаццо, Лодовико был одним из самых блестящих молодых итальянских правителей. Поговаривали также о его коварстве и злокозненности. Однако судьба сложилась так, что за месяц до описываемых событий правитель Мантуи — владения, расположенного между могущественным Миланом и Венецией, — уже попросил у герцога Эрколя д'Эсте руки его старшей дочери. Союз с Манту ей был очень выгоден для Феррары, поэтому герцог с радостью обещал руку Изабеллы Франческо Гонзаге, который должен был стать маркизом после смерти отца. Вскоре миланский посланец снова приехал в Феррару просить руки второй дочери герцога, и на сей раз дело решилось ко всеобщему удовольствию. Позднее выяснилось, что Лодовико и не подозревал о том, что Беатриче только пять и, стало быть, она достигнет возраста вступления в брак не ранее чем через десять лет. Впрочем, Лодовико не спешил: миланский регент славился своей любвеобильностью и до сих пор не обнаруживал желания остепениться.
— Я вздрагиваю при мысли, что, если бы судьба сложилась иначе, я стала бы женой Лодовико. Ему ведь почти сорок! — отважно заявила Изабелла жениху.
Франческо посмотрел на портреты Изабеллы и Беатриче, молча поцеловал руку невесты, задержав губы чуть дольше, чем было положено этикетом. Изабелла затрепетала.
— Как я вас понимаю, — отвечал он.
О, ее Франческо был великолепен! На праздничных представлениях, куда стекались зрители со всей Италии, он сидел рядом с герцогом, не уставая восхищаться замыслами будущего тестя, задумавшего возродить театральное искусство. Чтобы умаслить духовенство, Эрколь д'Эсте всегда устраивал несколько представлений живых картин на религиозные темы, надеясь, что святые отцы не станут осуждать другие, более светские развлечения его двора. В этот год темой живой картины, открывавшей празднества, стало Благовещение. Отважный актер, исполнявший роль ангела, спускался на сцену на веревке, возвещая судьбу Святой Девы. На следующий день показывали рождение Христа в яслях. На сцене толпились настоящие домашние животные, временами заглушая реплики придворных актеров. Тем не менее никто не жаловался на шум. Напротив, зрители сошлись во мнении, что живые божьи твари только добавили картине подлинности. Разве домашние животные не были в действительности свидетелями рождения Господа?
После Рождества, празднуя наступление нового 1490 года и нового десятилетия, герцог дал волю своей страсти к яркой театральности. В старом палаццо делла Раджоне, переделанном под театр, он устраивал представления античных комедий в собственном переводе. Герцог нанял лучших актеров, певцов и музыкантов со всей Италии. Вместе с Никколо да Корреджо он представил новую версию «Метаморфоз» Овидия — пышное зрелище с музыкой, танцами и декламацией. Франческо только ахал от удивления, глядя, как актеры изображают античных богов, и, несомненно, произвел на будущего тестя самое благоприятное впечатление.