— Ну, хорошо, что живой! — с нескрываемой радостью опять повторил он. — Сейчас, знаешь, дело быстро поправим. Костер есть, хлеб привез и лук привез. Рыбу быстро наловим и сварим, знаешь, уху, а то ты совсем, наверно, голодный.
Он подошел к костру, поправил рассыпавшиеся, полуистлевшие хворостинки, потом собрал немного еловых шишек и бросил в огонь. Тотчас взвился зеленоватый пахучий дымок, довольно приятный человеку и весьма неприятный комарам.
Выкурив трубку, Василий Карпович взял острогу, которую всегда возил с собой, прошел по камням до середины протоки, лег лицом вниз и стал высматривать рыбу. Он некоторое время лежал без движения, но вдруг локоть его стал медленно приподниматься, потом стремительно опустился, и не успел я даже заметить, как он уже вытащил из воды тайменя. Он снял его с остроги и кинул на берег. Не прошло и получаса, как Дынгай таким же образом добыл трех тайменей и, очень довольный, что так удачно порыбачил, стал готовить обед. Я хотел помочь ему, но он не позволил.
— Ты у меня гость, я и угощать тебя должен, — сказал он, и лицо его, как всегда, сияло: — Вот когда-нибудь я к тебе в гости приеду, тогда, конечно, ты меня угощать будешь. Верно?
— Непременно, Василий Карпович, только приезжай!
— Ну вот видишь, правильно я сказал!
Обед получился вкусный. Уха, чуть пахнущая дымком, была очень хороша, а таймень, изжаренный на вертелочке в собственном жиру, оказался восхитительным. Потом началось чаепитие. Дынгай налил в большую жестяную кружку крутого кипятку, поставил кружку на левую ладонь и, посапывая, с величайшим наслаждением отпивал большими глотками.
— Хороший, знаешь, чаек, — сказал он, отдуваясь и с хрустом откусывая сахар. — Я, конечно, лучше с соленой кетой люблю чай пить, однако, жаль, что нет кетовой колодочки! — так на Дальнем Востоке называют соленого лосося.
Покончив с чаепитием, Василий Карпович предложил немного отдохнуть. Я не стал возражать, целиком доверившись ему, не жалея о том, что Дынгай тянет и не спешит в дорогу. Зато историй, одна другой лучше, рассказал в этот день Василий Карпович великое множество и все требовал, чтобы я непременно записывал их. Одну такую историю я действительно записал. Вот она.
Выдался очень жаркий день. Все вокруг томилось от зноя, даже птицы попрятались в лесу. Только колючехвостые стрижи, самые лучшие летуны среди пернатых, гоняясь за насекомыми, стремительно вычерчивали сложные восьмерки в неподвижном раскаленном воздухе. Тысячи раз видевший полет стрижей, Дынгай так залюбовался ими, что положил весло на колени и пустил оморочку вниз по стремительному течению. Он даже не заметил, как ее затянуло в узкую проточку, в черемуховые заросли. Спохватившись, Василий увидел, что на старой черемухе, густо усыпанной спелыми ягодами, возится медведь. Не раздумывая долго, Дынгай схватил ружье, но не сразу выстрелил. Медведь был так увлечен своим делом, что не повернул даже морды в сторону охотника. А стрелять зверю в спину Дынгай не хотел: иметь дело с медведем, который ранен, очень опасно. Дынгай поплыл дальше, и в тот самый момент, когда оморочка совершенно бесшумно проскользнула под черемухой, медведь оторвался от дерева и упал в оморочку. Дынгай — отличный ныряльщик — сразу ушел под воду, а когда он через минуту вынырнул, то был уже далеко от разъяренного медведя, который рыскал по протоке в поисках врага. Василий подплыл к берегу, бросился в заросли. Он видел, как медведь снова поплыл к черемухе, раскачал ее, будто пробуя крепость ствола, легко взобрался на самую макушку и снова принялся обирать ягоды.
Догнав лодку и вытащив ее на отмель, Дынгай с тревогой вспомнил о пропавшем ружье и чуть не закричал от тоски. Шутка ли — охотнику остаться в тайге без ружья! Он уже хотел снова отправиться к черемухе на поиски пропажи, но с трудом сдержал себя, решив дождаться вечера — вечером сытый медведь уйдет в тайгу.
Дынгай сидел на берегу и ждал. Когда закат догорел над сопками, медведь слез с дерева, постоял у протоки и побрел в тайгу. Дынгай тотчас же сел в оморочку и бесшумно подплыл к черемухе. Сохраняя величайшую осторожность, при ярком свете луны он несколько раз нырял за ружьем, но так и не нашел его.
— Эх, и скучно мне было без ружьишка-то! — вспоминал Василий Карпович.
Но вскоре подвернулся случай, и он у русского охотника Архипчука купил почти новое бельгийское ружье.
— Да вот оно, на дереве висит, — сказал Дынгай.
— И дорого ты отдал за него?
— Пятьсот рублей и три средних жемчужины в придачу. Как раз они мне в одно время попались. Думал, Оксанке на ожерелье, да Архипчук в придачу попросил, дочь у него к свадьбе готовилась, вот и отдал. Ничего, решил, новые жемчужины выловлю. Как раз в то время наша артель ракушку заготовляла, а где, знаешь, ракушка, там и жемчуг.