«Какая чудесная жемчужина выросла бы в такой перловице, если бы попала в нее песчинка!» — подумал я, вспомнив рассказ Николая Ивановича Петухова о том, как образовывается жемчуг.
Эта песчинка, вызвав у моллюска раздражение, тотчас же стала бы обволакиваться такой же изумительной, как этот перламутр, эмульсией. И с годами образовалась бы в мантии моллюска красивая и дорогая жемчужина.
— Делай, паря! — почти крикнул на меня Аким Дятала, заметив, что я долго держу в руках одну и ту же ракушку.
Я глянул на старика и по его глазам понял, что он просто шутит.
Не торопясь, гораздо медленнее, чем прежде, я острием складного ножика разрезал сварившегося моллюска и в его тончайшей, как папиросная бумага, гофрированной мантии обнаружил жемчужину чуть покрупнее горошины.
Она была круглая, точно отполированная, и чиста, как слеза... Меня, однако, удивило, что она взяла из всех цветов радуги, какие имел перламутр в ракушке, только этот один мягкий, спокойный цвет. Может быть, через несколько лет, увеличившись вдвое или втрое, жемчужина обогатилась бы еще и другими цветами... Но я был крайне доволен, что мне все-таки посчастливилось найти ее.
— Смотрите, Аким Иванович, какая жемчужина! — с восторгом крикнул я старику.
Не отрываясь от дела, он глянул на меня веселыми глазами и сказал:
— Ты нашел ее, твоя она будет. Делай дело, еще найдешь, наверно...
Но я перестал помогать ему, почему-то опасаясь, что непременно найду еще одну жемчужину, и нанайцы мне ее тоже подарят, а я не хотел быть хуже этих добрых, бескорыстных людей, тем более, что свое любопытство я удовлетворил полностью. И я подошел к Дынгаю, который сидел, прислонившись спиной к тополю, курил и мечтательно глядел вдаль.
— Садись, — сказал он и подвинулся, — садись, подумай, если надо тебе...
Это предложение Василия Карповича мне показалось несколько странным, но я все-таки сел рядом, стараясь не тревожить его расспросами.
Довольно долго просидел он в глубокой задумчивости, тихонечко напевая:
Необычайно быстро прошел день. Из тайги потянуло прохладой. Перестали летать колючехвостые стрижи, попрятались в дуплах старых тополей. Лишь японский козодой — некрупная птица, окрашенная в темно-красные тона, — неутомимо ловила огромных бабочек-махаонов, которые, окончив свой короткий дневной век, медленно слетались на папоротники. Где-то неподалеку закуковала кукушка. Потом прокричал филин. Прошмыгнула в темных ветках дуба летучая мышь. Тоскливо простонала сова. Но все эти довольно редкие беспорядочные звуки и стоны ничуть не нарушали внезапно наступившей тишины.
Я думал, что мы останемся здесь ночевать, но Николай Иванович Петухов заявил, что будут гнать лодки с «продукцией» в Ключевую, чтобы дотемна сдать ее в заготконтору.
Хотя до Ключевой было километров девяносто — сто, но вниз по быстрому течению он рассчитывал добраться дотемна. Никто не стал возражать, а Никифор, очень довольный, сказал:
— Я еще в кино, однако, успею!
...Груженные ракушкой лодки стремительно неслись по чуть потемневшей реке. Я сидел с Дынгаем в его оморочке, в которой не было никакого груза. Вся добыча лежала в большой, похожей на бат, долбленой лодке Акима Дятала, который сидел на корме и неторопливо правил коротким веслом.
Навстречу стремительно неслись скалистые сопки, то совершенно голые, то поросшие густым лесом. Вдруг за кривуном послышались голоса.
— Гляди, — крикнул Дынгай Никифору, — там кородеры!
В это время к реке вышел высокий белокурый парень с накомарником на лице.
Дынгай узнал его.
— Здоро́во, Тимофей Петрович, — с удачей?
— Здоро́во, Василий Карпович, не жалимся!
Он поднял сетку, и его покрытое густым загаром лицо заулыбалось.
— А у вас как? — спросил он.
— Тоже не жалимся! — ответил Дынгай.
Это, оказывается, были заготовители коры бархатного дерева, или, как их тут называют, охотники за бархатом, — люди не менее интересной профессии, чем ловцы даурской жемчужницы.
— Причаливай, покурим! — пригласил Тимофей Петрович, но Дынгай не согласился, сославшись на позднее время.
— Через часок мы тут управимся и вместе пойдем в Ключевую, — настаивал Тимофей Петрович.
— Ладно, пускай Никифор с Акимом идут в Ключевую, а мы посидим, покурим, — сказал Дынгай и, обращаясь ко мне, добавил: — Тебе, однако, надо и кородеров повидать.