Наземные части — стебель и листья — искатель сжег на костре, чтобы они не остались под дождем и не завяли. Женьшень, по суеверному убеждению удэгейцев, растение бессмертное, и оставлять без присмотра даже отдельные его части нельзя. Когда стебель и листья сгорели, Сяо раскидал костер и затоптал каждую искорку, ибо на месте лесного пожара никогда не вырастет новый женьшень.
Сяо Батали очень устал от напряженной работы. Вытерев рукавом потное лицо, он сел на траву и закурил. В душе его творилось непонятное. То его охватывала радость, то вдруг становилось грустно. Сяо долго не мог разобраться в собственных чувствах.
Это был первый упие, найденный им за последние десять лет. В прошлом году он нашел два тантаза — трехлистных корня. В позапрошлом — тот молодой корешок, который он оставил в тайге для дозревания. Сяо подумал о том, как встретят его в Имане или в Хуту скупщики, — и лицо искателя выразило решимость. Нет, теперь он не даст себя обмануть. Он запросит за упие настоящую цену и всю выручку принесет жене.
Юношей Сяо Батали вместе со своими сородичами из маленького удэгейского стойбища Сосоли начал промышлять женьшень. Он провел в тайге более двадцати лет, стал пожилым человеком, но до сих пор не нажил себе никакого богатства. Когда он поздней осенью возвращался из тайги в селение, где осталась его жена, он приносил ей так мало денег, что им едва хватало, чтобы прожить зиму. А если сосчитать, сколько золота и серебра получили скупщики за все корни, которые за эти годы выкопал Сяо в устьях таежных рек, то этого богатства хватило бы на то, чтобы выстроить небольшой дворец. Но зачем Сяо Батали дворец? Он лучше роздал бы деньги бедным людям в своем селении, которые, так же как его жена, от зари до зари хлопотали на крошечных полях.
Нет, упие он просто так не продаст, — твердо решил Сяо и уже собрался было в обратный путь, но близость вечера остановила его.
Ночная тайга обманчива, она всегда вызывает чувство страха. Сяо показалось, что сгустившиеся сумерки навсегда закроют перед ним все тропинки и ему уже не выбраться из тайги. Он судорожно схватил топорик и наугад принялся надрубать стволы ближайших деревьев, что следовало бы сделать перед тем, как приступить к выкопке панцуя. Уже одно то, что Сяо Батали забыл об этом, показалось ему плохим предзнаменованием.
Едва он вернулся на прежнее место, как перед его взором возник ва-панцуй Ли Фу — старый товарищ Сяо. Прошлой осенью, когда Ли Фу возвращался из тайги с дорогим пятилистным корнем женьшеня, его подстерег на дороге и подстрелил хищник-хунхуз. Сяо не поверил видению. Он протер глаза и осмотрелся: везде стоял Ли Фу. Высокий, худой, в новых улах, он смеялся, раскрыв большой беззубый рот. Страх, великий страх испытал Сяо Батали. Он упал на траву и зарыдал...
Когда он немного успокоился, то заметил, что сумерки еще более сгустились. Он прилег на короткую барсучью шкурку, но спалось ему плохо: было сыро, холодно, одежда на нем изорвалась, только берестяная шляпа сохранила свой прежний вид.
Его все время беспокоил конверт с женьшенем. Сяо сперва положил его рядом с собою, справа, затем переложил на левую сторону — и все как-то было нехорошо.
Уже засыпая, он обхватил конверт руками, крепко прижал его к груди.
Рано утром искатель решил непременно выйти к тому роднику, где побывал вчера. Он считал, что если путь к корню был такой удачный, то не менее удачной окажется и обратная дорога.
К исходу дня Сяо Батали находился уже в двух часах ходьбы от своего шалаша. Здесь, куда бы он ни ступил, виднелись на деревьях его отметки. Сяо решил провести в шалаше день — два, отдохнуть, а затем уж отправиться в Иман или — через Уссури — в Хуту. Он даже подумывал, не добраться ли ему до Гирина, где жил знакомый аптекарь, которому Сяо в свое время продал несколько корней женьшеня.
Вскоре он увидел свои лоскутки ка деревьях, и настроение его поднялось. Сяо Батали повернулся к ярко пылавшему закату солнца и шепотом произнес:
— Господин великий дух гор...
В эту минуту тайга огласилась негромким выстрелом, оборвавшим лесную молитву искателя. Кто-то быстро подбежал к упавшему Сяо Батали, обшарил его и, забрав берестяной конверт, мгновенно скрылся в лесных зарослях.