Проснулась Людмила Михайловна от резкого толчка. Светало. Сани стояли поперек дороги. Спросонья она никак не могла сообразить, что произошло. Взглянула назад, где ехали мужчины, — их там не было. Приподнялась, чтобы посмотреть вперед, и увидела человека, висевшего на толстом суку старого дерева. Неподалеку, на соседнем дереве, сидел облезлый ворон, косясь на повешенного.
Мужчины стояли возле дуба и с равнодушным, как показалось ей, видом глядели на повешенного.
— Мертв, — глубокомысленно произнес Хамзин.
— Совсем недавно убили, — нервно передернул плечами Казимир Павлович. — Язык не успел почернеть.
Людмила Михайловна, оцепенев, смотрела на мертвеца, не в силах произнести ни слова. Казимир Павлович взволнованно говорил:
— Я всегда считал виселицу наиболее жестоким орудием насилия над жизнью. Кто знает, что скрывается за этой страшной смертью?
Хамзин ответил с усмешкой:
— Ясно, что скрывается: дерется деревня. Будут душить друг друга до тех пор, пока всех не передушат. Мне ли не знать нравы моих земляков!
Людмилу Михайловну охватила ярость: как они могли так говорить перед лицом смерти!
— Гоните лошадей! — крикнула она и простонала: — И куда мы только заехали?
Паренек живо взялся за вожжи. Хамзин подъехал ближе.
— Вы спрашиваете, куда мы едем? В бурлящий котел, вот куда. Слабых тут давят, а злых вешают…
Лошади нехотя двинулись вперед. Завизжали полозья саней. Небо над лесом прояснилось. Оно тянулось над просекой, словно синяя река.
Так ехали несколько минут. Услышав конский топот, Людмила Михайловна оглянулась — Хамзин.
— Неужели это случилось совсем недавно? — спросила она.
Точно отвечая не ей, а своим мыслям, Хамзин пробормотал:
— Он носил двадцать восьмой размер. Совсем новые валенки. Видимо, не собирался умирать! Так в жизни всегда бывает: мы предполагаем, а другие нами располагают.
И снова шел караваи: двое ехали впереди, на санях, следовавших одни за другими, а двое всадников сзади.
Будет снег или дождь со снегом. Пора!
Старик лежал под старым одеялом, вытянувшись, как в гробу. Кости хрустели при малейшем движении. «Так лопается высохшая скорлупа ореха», — подумалось ему. Зато не найдешь лучшего барометра во всем Карасяе!
Шутка не получилась. Ему не перед кем красоваться. Даже самые заядлые шутники, как известно, перестают балагурить, оставаясь наедине с самими собой. Шутка рассчитана на слушателей. Ее бросают в толпу или в лицо собеседника… Если шутка удалась, ее подхватывают другие, как подбирают серебряную монету.
А ругаться можно и в одиночестве. Более того — это даже полезно. Как-никак обманываешь свои уши. Им что! Было бы что слушать…
Шаймурат пропадал в горах с ранней весны до поздней осени. Однако это не мешало ему превозносить свой аул. Он частенько говаривал: «Пусть в чужой стране идет золотой дождь, а в своей — каменный, все равно на родине лучше».
В бессонной голове Шаймурата стая дум. И все они о Карасяе. Мало кто теперь обращается за советом к аксакалу[1]. В ауле завелось много начальников, и они заправляют всеми делами. А у Шаймурата болит душа от множества забот, ему до всего дело.
— Старый хрыч, кривоногий Калимулла, — сердито ворчит он, — не пора ли тебе закрыть свою лавчонку? Твое время кануло в вечность. Аул пошел другой дорогой, а ты цепляешься за старое. Смотри, сломаешь себе шею.
Помолчав, Шаймурат добавляет:
— Толстая кожа требует крепкого кулака.
Это, несомненно, относится к старому хрычу Калимулле.
Скинув одеяло, Шаймурат пробует сесть, подобрав ноги под себя. Не получается — такая боль, хоть кричи. Но этого он не может позволить себе даже в одиночестве.
Свесив ноги с нар, старик задумался. Чего только не приходит на ум! «Вдове Айхылу надо бы поставить новый дом, — размышляет он. — Соседи, староверы, — отличные плотники. У них можно купить сруб за сносную цену. Надо будет ей сказать… А с чего это Галлям вздумал воевать с женой? Говорят, у них полный раздел состоялся. Даже подушки разделили пополам…
Весна затянулась, — огорчается старик. — Если так будет и дальше, придется солому с крыш пустить на корм…»
Вспомнился вчерашний спор с председателем колхоза Ясави Хакимовым. Никто из них не уступил друг другу, оба расстались недовольные.
Весь сыр-бор разгорелся из-за того, что Шаймурат посоветовал председателю: «Вывози, Ясави, добро с нижней окраины — пособи людям, пока не поздно. Снегу много навалило, занесло все плетни. Не успеешь оглянуться, как весна нагрянет».