— Вот. — Она отломила хлеба и дала Арти, потом взяла ломоть себе.
Вкус был горелый, но все же лучше, чем ничего. Она сковырнула крышку с бутылки эля, который сразу запенился и полез наружу. Тут же приложив горлышко ко рту, женщина сделала несколько глотков и передала бутылку Арти.
— Терпеть не могу имбирный эль, — сказал он, когда утолил жажду. — Но это лучшее из того, что я когда-либо пил в своей жизни.
— Не выпивай все сразу.
Сестра Жуть задумалась, стоит ли открывать анчоусы, ведь они соленые и пить захочется еще сильнее. Ломтики ветчины были слишком большой роскошью, чтобы съесть их сейчас. Она отломила еще один кусок хлеба для спутника, затем такой же для себя и убрала буханку.
— Знаете, что я ел на ужин, перед тем как это случилось? — спросил Арти. — Говядину. Большое такое ребрышко в одном заведении на Пятидесятой Восточной. Потом я и еще несколько парней пошли по барам. Это был вечерок, скажу я вам! Чертовски здорово провели время!
— Хорошо вы живете.
— Ага. А что вы делали в ту ночь?
— Ничего особенного, — ответила она. — Просто находилась неподалеку.
Арти на время затих, жуя хлеб. Потом продолжил:
— Перед тем как выйти, я позвонил жене. Кажется, я наврал ей — сказал, что пойду прогуляюсь, хорошо поем и вернусь в отель. Она просила меня быть осторожным и сказала, что любит меня. Я заверил, что люблю ее и через пару дней вернусь.
Он умолк и вздохнул. Сестра Жуть услышала, как у него перехватило дыхание.
— Боже, — прошептал он, — я рад, что позвонил ей. Рад, что услышал ее голос до того, как это случилось. Эй, леди, а что, если в Детройт тоже попали?
— Попали? Что значит — попали?
— Ядерной бомбой, — сказал он. — Что еще, вы думаете, могло сотворить такое? Ядерная бомба! Может, даже не одна. Возможно, их сбросили по всей стране! Вероятно, попали во все города, и в Детройт тоже!
В голосе Арти зазвучали истерические нотки, и мужчина заставил себя остановиться и успокоиться.
— Нас бомбили эти сволочи-русские, леди. Вы что, не читали газет?
— Нет, не читала.
— А что же вы делали? Жили на Марсе? Любой, кто читает газеты и смотрит телик, мог сообразить, что это свинство не за горами! Русские разбомбили нас к чертовой матери… и я думаю, мы сполна ответили им тем же.
«Ядерная бомба?» — удивленно подумала Сестра Жуть.
Она едва вспомнила, что это такое. Ядерная война — уж о ней-то она беспокоилась меньше всего!
— Надеюсь, если попали в Детройт, то она умерла быстро. Я имею в виду, что надо бы надеяться на такое. Чтобы она умерла быстро, без страданий. — произнес Арти.
— Да. Думаю, это правильно.
— Хорошо ли… правильно ли, что я солгал ей? Но эта была «белая» ложь. Я не хотел, чтобы она беспокоилась обо мне. Она волнуется, что я много пью и делаю глупости. Я не умею пить. Правильно ли, что вчера вечером я сказал ей «белую» ложь?
Сестра Жуть поняла: он умолял ее подтвердить, что поступил правильно.
— Конечно, — сказала она ему. — Многие в тот вечер сделали хуже. А она легла спать, не волнуясь о…
Что-то острое кольнуло Сестру Жуть в левую щеку.
— Не двигайтесь, — предупредил женский голос. — А лучше не дышите. — Голос дрожал: тот, кто говорил, сам был испуган до смерти.
— Кто здесь? — спросил Арти, у которого душа ушла в пятки. — Эй, леди! Как вы?
— В порядке, — ответила Сестра Жуть.
Она ощупала щеку и почувствовала нажим острого, как нож, куска стекла.
— Я сказала не двигаться. — Осколок уперся в нее. — Сколько еще ваших?
— Только один.
— Арти Виско. Меня зовут Арти Виско. Где вы?
Последовала длинная пауза. Затем женщина спросила:
— У вас есть еда?
— Да.
— Вода? — На этот раз прозвучал мужской голос, откуда-то слева. — Есть вода?
— Не вода. Имбирный эль.
— Давай посмотрим, на что они похожи, Бет, — сказал мужчина.
Вспыхнуло пламя зажигалки, такое яркое во тьме, что Сестре Жуть пришлось на несколько секунд зажмуриться. Незнакомка поднесла огонь к ее лицу, а потом к лицу Арти.
— Думаю, все нормально, — сказала она мужчине, который вышел на свет.
Сестра Жуть смогла разглядеть женщину, присевшую около нее. Лицо у нее было распухшее, на переносице — рана, но все же она выглядела молодо, может, чуть старше двадцати пяти лет. На покрытой волдырями голове осталось несколько свисающих колечек от кудрявых светло-каштановых волос. Брови выжгло, темно-голубые глаза опухли и покраснели. Девушка была стройной, одета в синее полосатое платье в пятнах крови. Длинные тонкие руки сплошь покрыты волдырями. На ее плечи было накинуто что-то вроде куска шитого золотом занавеса.