Сильно качнуло — самолет, наклонив левое крыло, делает резкий вираж. Все ясно. Оставив место выброски позади, пилот долетел до берега залива Куришес Гаф, сориентировался и теперь, описав дугу, возвращается, снижаясь до предельной высоты, чтобы выбросить десант в строго назначенном пункте. Теперь дело за штурманом…
Непослушными руками Аня поправляет сумку с рацией на левом боку, сумку с батареями на правом, вещевой мешок на груди. Ее потряхивает на воздушных ухабах, нелегко удержаться на ногах со всем этим грузом. Она тревожно оглядывается на парашют — все ли в порядке, ведь бывает, и не раскрывается… или купол зацепится за стабилизатор, и тогда…
На переборке у люка мерцает включенная штурманом красная лампочка — сигнал «приготовиться». «Вышибала» стоит с поднятой рукой за люком, у панели с переговорным устройством, по которому он может слышать инструкции штурмана.
Первый Анин прыжок. И сразу — в самое пекло.
Надо согнуть колени, податься правым плечом вперед, сильно оттолкнуться от борта самолета… Вдруг вспоминается: «При свободном падении парашютист летит со скоростью двести километров в час». Она будет лететь быстрее птицы…
Около часа ночи.
У люка вспыхнул зеленый сигнал. Завыла сирена…
— Пошел! — крикнул «вышибала», рубя воздух ребром ладони.
И сразу же обрывается что-то под сердцем. Ребята двинулись вперед, а у Ани ноги наливаются свинцом, прирастают к полу. Кто-то напирает сзади… Ее обходит капитан. Вперед, вперед, Аня! Стискивая зубы, она нагоняет Колю Шпакова у самого края бездны, видит, как он проваливается в гудящую черную пропасть, и сама, собрав всю свою волю, затаив дыхание шагает через кромку в бездонную пустоту.
Встречный поток ветра, усиленный вихрем от винтов, яростно завертел, закрутил, ее швыряет под хвост самолета. Она падает, крутясь волчком, вниз головой. Зашлось сердце. Грохот, рев, свист в ушах. Непроглядная бездна. Аня забывает отсчитывать секунды, забывает о вытяжном кольце. Но тут рывок лямок сотрясает все тело. Словно чья-то гигантская рука хватает Аню за шиворот и крепко встряхивает, враз остановив падение…
И сразу нахлынула тишина. Только слышится рокот самолета. Сбросив десант, «Дуглас» описывает петлю, чтобы на втором заходе выбросить груз.
Жива, цела, невредима!…
Внизу, за лунным дымом, смутно темнеет сосновый лес, крест-накрест рассеченный просеками. Тут и там парят над лесом жидкие пряди тумана. Озеро, речка, пустынная шоссейная дорога; жилья, слава богу, не видать… Высота? Сотня метров, не больше. Над головой — туго натянутый перкаль парашютного купола с просвечивающим сквозь него лунным диском.
Чем это пахнет ночной июльский ветер — лесом, соснами, разогретой смолой, йодом? Да, йодом… И еще чем-то неуловимым, незнакомым. Аня догадывается: боже мой, да ведь это же запах моря! Моря, которого она никогда в жизни не видела.
Да, это был запах соленой Балтики. Йодистый запах гниющих морских водорослей, выброшенных прибоем на песчаный восточно-прусский берег, запах сосен и седых дюн. До моря совсем недалеко. За мачтовыми соснами, за прибрежными болотами стыл под луной неслышный и невидимый Куришес Гаф — Куршский залив. В поселках и фольварках на его берегу — во Францроде, Карльсроде и Ной-Хайдендорфе — лаяли собаки. Брехали совсем как на Орловщине, совсем как во дворах Сещи, Трехбратского и Плетневки…
Не чувствуя падения, всего несколько секунд висит Аня между небом и землей. Но земля близко! Неужели она упадет в это озеро? Нет, ее сносит на лес. Ближе, ближе… Вот словно прыгают на нее снизу, вытянув колючие лапы, высокие черные сосны…
Держись, Аня! Ноги полусогнуты, ступни сведены вместе…
Острыми когтями вцепляются в нее сучья и ветви. Они рвут одежду, в кровь царапают лицо и руки. Шум проносящейся мимо хвои, треск сучьев… Аня крепко зажмурилась, но руками прикрывает не глаза, а сумку с рацией: пуще зеницы ока бережет она радиостанцию.
Земля чугунно бьет в ноги. Аня падает, подавляя крик. Валится боком на сумку с жесткими батареями. Рядом падает здоровенный сосновый сук, придавив к земле парашютный купол. В ушах шумит, ходуном ходит грудь. По расцарапанным щекам течет теплая, липкая кровь. Но глаза целы. Аня шевелит ногами. И ноги целы. Стоило ей подвернуть ногу — и аллее капут. Ребята не могли бы ее взять с собой, выход был бы только один… Но пока все в порядке! Она жива! Жива! И радость горячей волной захлестывает Аню…