Капитан зажег керосиновую лампу.
— Мы сейчас слишком мало знаем о том, что творится в Восточной Пруссии. Это могила для многих наших разведчиков, потусторонний мир, откуда не возвращаются. Наше командование скоро поведет войска на штурм этой твердыни, и мы должны любой ценой как можно больше узнать о ее укреплениях.
Капитан снова закурил. При этом он сломал две спички и покосился на Аню — заметила ли она его волнение? Нет, она разглядывала карту. «Нервы, что ли, сдают? — подумал Павел. — Позади три вылетав тыл врага! Обещали отпуск, да не та обстановка, чтобы дома на Вятке рыбку удить. Впрочем, дома только расклеишься, отвыкнешь от высоковольтного напряжения разведывательной работы. Да, нервы пошаливают. Это только в кино да в плохих «шпионских» книжках действуют разведчики с молибденовыми нервами, а то и вовсе без оных…
— Слушай, Анка! — сказал он совсем другим тоном. — В тылу врага, во всем третьем рейхе с завоеванными им землями, нет района труднее и опаснее для разведчика, чем Восточная Пруссия. Это крепость. Туда посылают только добровольцев. Не захочешь лететь — тебя не пошлют. Вернешься домой, в свою Сещу. Или будешь работать тут на радиоузле. Ты и так много сделала для победы. Словом, решай! Обещаю — как решишь, так тому и быть. Ручаюсь, что никто тебе худого слова не скажет.
Аня подавила вздох и едва слышно проговорила:
— Я давно все решила!
На самом деле это или только кажется Ане, что в глазах капитана теплится совсем не командирское выражение?..
— Как же ты могла все решить? — спросил он тихо. — Ведь ты не знала, куда полетишь! А теперь знаешь. Ладно! Я тебе все скажу! Смотри! В полусотне километров от Роминтенского леса, вот здесь, под городом Растенбургом, находится «Вольфсшанце» — «Волчье логово» — главная ставка Гитлера. Ты работала, Анка, в «мертвой зоне» сещинской авиабазы. Так я скажу тебе — это был общедоступный курорт по сравнению с «Волчьим логовом»! Ни один объект в третьей империи не охраняется так, как ставка Гитлера. За ее охрану отвечает не какой-то там задрипанный обер-штурмфюрер, а сам рейхсфюрер СС Гиммлер… Там будет жарко, очень жарко. Если тебе Сеща порой казалась адом, то Восточная Пруссия — это сорок градусов выше ада!
Теперь Аня поняла, почему так мрачен и молчалив был в последнее время капитан Крылатых, почему сутра до вечера рылся он во всяких секретных книжках и справочниках, почему подолгу одиноко бродил за деревней в лесу.
Да, Растенбург — это не Сеща, словно могильным холодом повеяло от прежде незаметного кружка на карте, к западу от залитых голубой краской Мазурских озер. Во все стороны от этого кружка, как щупальца спрута, разбегались черные и оранжевые линии железных и шоссейных дорог. И все они, конечно, охраняются отборнейшими частями СС…
Прядь волос прилипла к покрытому испариной лбу. Аня поправила волосы и сказала:
— Я понимаю, куда и на что иду… и не рассчитывала на легкое задание.
Капитан поглядел на нее долгим взглядом. Неужели она все понимает, эта девушка? Все полностью и целиком? Почему же у нее нет тех сомнений, которые терзают его, командира? Стоит ли вообще лететь, если так мало шансов выполнить задание?! Он прошелся по скрипящим половицам и, резко повернувшись к девушке, быстро проговорил:
— Хорошо, Анка. Будем готовиться. Я должен познакомить тебя со всем, что мне удалось узнать об этом проклятом районе. Начнем сейчас же… Начнем с азов — с материалов первой мировой войны…
— А это что за книжка? — спросила Аня, пододвигая ближе толстую книгу, не похожую на справочник.
— «Крестоносцы», роман Генрика Сенкевича. Разыскал я в Смоленске библиотеку, только что открылась. Немцы уйму книг сожгли, книгами разбитую улицу мостили… Ничего другого я там про Пруссию не нашел. А роман интересный, даже актуальный. Мальчишкой, помнится, я совсем другими глазами его читал…
— Дадите почитать?
— Бери, Анка. Там одна польская девушка, Ягенка, на тебя похожа…
Аня читала «Крестоносцев» по ночам при свете керосиновой лампы. Ее взволновала история великой любви польского рыцаря Збышка к прекрасной Данусе. И снова не давали спать смутные мечты. В последний свой день на Большой земле Аня съездила в Смоленск, завилась в парикмахерской, потом весь вечер сидела одна перед зеркалом, меняла прическу, пудрилась, дешевой губной помадой красила губы бантиком. Потом она смыла завивку, вымыла лицо и уложила патроны в вещевой мешок…
Утром Аню разбудил тихий шепот. Не открывая глаз, она прислушалась. Говорил Коля Шпаков.
— Это понятно, но ты скажи мне, Павел, как на духу: какие у нас с тобой шансы выполнить задание и вернуться оттуда живыми? Только откровенно! Агитировать меня не нужно.
— Хорошо, скажу как на духу. Мы все сделаем, чтобы выполнить задание. Если повезет, если здорово повезет, мы его выполним. Ты, конечно, понимаешь, что все паши прежние задания, в Белоруссии, были только неплохой подготовкой к Восточной Пруссии. В Белоруссии, считай, у нас было четыре миллиона друзей, здесь примерно столько же врагов — армия и население. Но может, нам повезет… Кому-то ведь должно повезти… Дай докурю!..
Капитан помолчал, сдавленно кашлянул, потом сказал еще тише:
— Ты слышал про «русскую рулетку»? Была такая игра у царских офицеров — в орел или решку со смертью. Заряжали барабан шестизарядного нагана одним патроном и пускали по кругу. Каждый вертел барабан, как рулетку, и, приставляя дуло к виску, спускал курок. Окопная деморализация, фатализм, жизнь — копейка. Так вот что я тебе скажу. У нас не один патрон в барабане, а полный барабан без одного патрона. Но все же надежда, хоть и маленькая, есть. Весь расчет на то, что наши придут сюда через две недели, самое большее — месяц. Но и в этом случае мы должны быть готовы ко всему, к самым тяжелым испытаниям и потерям.
— Да, пожалуй, ты прав, Павел. Что ж, волков бояться… Пойду проверю пост…
Измученная, Аня не стала раздумывать над услышанным. Опа снова уснула и спала еще часа три… Проснулась около полудня. В рукаве копошился муравей. Вытряхнув его, она огляделась. Жарко светит солнце. Стоит духовитый запах сосновой смолы. Капитан лежит, подперев рукой подбородок, изучает карту. Ослепительно блестит целлулоид в раскрытой полевой сумке. Неподалеку на лесопильне шумит электропила и пыхтит локомобиль.
Зина спит, полуоткрыв рот. Она всего на два года моложе Ани — ей идет двадцать первый, но сейчас Зина кажется совсем девчонкой. Ворочаются во сне, прилаживаясь к буграм и вмятинам, Ваня Мельников и Натан Раневский. Кто же сменил их на посту? Зварика и Овчаров сидят, жуют сухари. Значит, наблюдение на опушке ведут Целиков и Тышкевич.
Взглянув на часы, повернутые циферблатом ко внутренней стороне запястья, чтобы не разбились при прыжке, Аня садится. Болит ушибленный бок, ноют ноги. Аня протирает пальцами глаза. Умыться бы, да негде. Может, взять воды из фляжки?
— Что ты делаешь, Аня? — шепчет капитан. — Отставить! Экономь воду. Мы уже завтракали. Вон в банке вам с Зиной тушенки оставили. Съешь пару сухарей с салом, выпей несколько глотков воды, и все пока. Груз-то мы не нашли!
Вдруг он быстро пододвигается к Зине. Видно по лицу — она вот-вот чихнет во сне. Капитан осторожно зажимает ей рот ладонью. Зина просыпается, широко открывает глаза, сразу соображает, в чем дело, и садится, улыбаясь.
— Чихнуть не дадут фрицы проклятые! — говорит она тихо, поблескивая голубыми глазами и поправляя под беретом светлые, мягкие волосы.
Зинины щеки снова пылают румянцем. Усталость как рукой сняло. Подумаешь, пятичасовой марш! Приходилось и тяжелей — бывало, сутками напролет топала в пору всяких немецких блокад и блокировок, прочесов и облав. Летом сорок второго ей посчастливилось работать в Белоруссии у самого Артура Карловича Спрогиса, командира той части, из которой вышли ее боевые подруги Леля Колесова и Зоя Космодемьянская. Она могла часами рассказывать об этом командире разведчиков, старом партизане и чекисте, латышском стрелке, бойце кремлевского караула, охранявшего Ленина. Леля погибла в бою, Спрогиса ранило. Зина осталась в группе заместителя Спрогиса майора Одинцова, потом выполняла задание с Колей Шлаковым… И все это в двадцать лет!