— Наши окружили немцев в Бресте! — скороговоркой выпаливает Аня. — Освободили Белосток!.. И Шяуляй! Шяуляй — это в Литве, за Тильзитом! — Ребята радостно переглядываются, хлопают друг друга по плечам, по спине, тесней обступают Аню. — Освобождены Львов, Станислав, Перемышль!.. Форсировали Вислу южнее Варшавы!..
Зина целует Аню в щеку.
— Спасибо, Анка! — громче обычного произносит капитан с такой благодарностью в голосе, словно Аня сама освободила все эти города. — Вроде как накормила и напоила! А теперь сматывай удочки!
Аня упаковывает свой «северок», а к леску у деревни Ендрайеп со скоростью не меньше ста километров в час мчатся два автофургона с радиопеленгаторными установками. На каждом кроме водителей — радисты-пеленгаторщики и автоматчики-охранники. Позади несутся, включая фары, мотоциклисты-эсэсовцы.
Крылатых быстрым шагом уводит группу к мосту. Через час-другой сюда нагрянут немцы!.. Тут не то, что в Белоруссии, где немцы каждый божий день засекали десятки раций, по не могли и шагу ступить в партизанский край, пока не снимали дивизию-другую с фронта… Тут совсем не то.
— Ну, давай бог ноги! — бормочет Генка, выходя к опушке.
Скорей через мост!.. Надо проскользнуть тихо, чтобы и комар носа не подточил, — там, за шоссе, до самой «железки» совсем мало леса. Если что случится — в перелесках не скроешься.
Наблюдатели на опушке — Овчаров и Целиков — докладывают:
— Все тихо. Ни души. Уже час, как проехала последняя фурманка.
Смутно темнеют каменные своды моста. Вода в лунном сиянии — что кованое серебро.
— Ложись! — вдруг шепчет капитан и, падая, рубит воздух рукой.
На обсаженном деревьями шоссе, со стороны станции, вынырнули две темные фигуры. Велосипедисты. Они не спеша катят к мосту. Пилотки, сапоги с широкими низкими голенищами, за плечами карабины. Какой черт принес сюда этих солдат? Почему едут так поздно по дороге в Лаукнен? Едут одни, за ними вроде никого нет…
— Шпаков, Мельников! — быстро шепчет капитан. — Овчаров, Целиков! Взять их! Без шума! Мы прикроем вас!
Группа захвата незаметно, стремительно и бесшумно выдвигается на указанную позицию. Четверка бежит вдоль опушки к ельнику у моста. Под ногами стелется мягкий мох.
— Ложись!.. — командует капитан остальным.
Аня видит, как солдаты пересекают мост. Они едут совсем рядом. Капитан, расставив локти, взводит автомат, ставит его на рожок. От черной стены ельника внезапно отделяются темные фигуры. Они без звука перелетают через кювет и накрывают солдат. Аня начинает считать: три, четыре, пять… Капитан любит повторять: «Самый решающий момент при захвате «языка» — первые тридцать секунд». Девятнадцать, двадцать… Напряженную тишину взрывает вдруг надсадный, сверлящий уши крик. Крик ужаса. Он тут же обрывается. Капитан подползает ближе к опушке. Шаркнули кованые сапоги на шоссе, и все умолкает. Но через минуту слышится тяжелое прерывистое дыхание, трещат сучья — группа захвата быстро приближается с «языком». Впереди — Шпаков и Мельников волокут своего немца…
Капитан вскакивает. Приподымается с земли с пистолетом в руке Аня… Из-за моста, раскалывая ночь, внезапно гремит залп. Стреляют из шмайссеров и винтовок. Разрывные пули визжат и рвутся, ударяясь о стволы и сучья сосен. Зеленые и красные трассы прошивают черную хвою над головой. Сверху дождем сыплются иглы, ветки, кусочки расщепленной коры. Едко пахнет кордитом…
Первым падает капитан. Разведчики бросаются наземь за сосны, огнем автоматов заставляют немцев залечь. Но почему капитан упал как-то боком, задев сосенку, и лежит ничком, не двигаясь и не стреляя? Что с командиром? Что с тобой, Павел?.. К нему подползает Шпаков. Аня трогает рукой еще теплое лицо. Шпаков трясет капитана за плечо, поворачивает его на спину, расстегивает пальто — рубашка и пиджак залиты кровью. Пуля пробила грудь над самым сердцем. Кровь бьет из раны тугими толчками…
У Ани перехватывает горло, когда она видит, как Шпаков быстро снимает с капитана полевую сумку.
— Возьми пистолет! — говорит он. — Отходи, ребята!
Аня подхватывает автомат, выпавший из рук капитана, сцепив зубы, бьет нескончаемой очередью по частым вспышкам выстрелов за мостом…
Последними, отстреливаясь, отползают Раневский, Зварика и Тышкевич.
Разведчики отходят, оставив навсегда капитана Крылатых. Хорошего, умного, смелого командира.
Капитан Павел Крылатых родился на берегу Вятки, а погиб в двадцать шесть лет на берегу Парве. Он был одним из первых советских воинов, окропивших своей кровью вражескую прусскую землю. Дорогой ценой заплатила группа «Джек» за попытку перейти мост через реку Парве.
Немцы долго бегут по пятам. Преследователи налегке, а разведчики с тяжелым грузом. Ребята берут у радисток сумки с батареями. Аня передает Зварике свой ТТ, оставив себе вальтер капитана… Немцы нажимают, стреляя наугад, пуская осветительные ракеты. Их призрачный льдисто-белый свет то и дело настигает разведчиков. Когда гаснут ракеты, предельно сгущается ночная темень, приходится замедлять бег… А смерть — за плечами. Смерть — в трескотне разрывных над головой…
Аня бежит, петляя меж сосен, бежит, уходя от погони, за Шпаковым, бежит, глотая пересохшим ртом горячий воздух, и никак не может поверить, что нет и никогда не будет больше «Джека».
«Что же случилось у моста? — размышляет на бегу Коля Шпаков. — Нет, капитан не сделал ошибки. Такие неожиданные стычки в тылу врага — дело обычное. Или «языка» возьмешь, или свою голову отдашь…»
Гибель командира — тяжкий удар по группе. Но ничего не поделаешь, теперь за командира он, Николай Шпаков — «Еж». В такие минуты, когда сваливается на плечи тяжелая ответственность, невольно заглядываешь в себя, оглядываешься на всю свою жизнь…
Николай вырос в семье сельских учителей в деревне Запрудье на Витебщине, отличником окончил 4-ю среднюю школу в Витебске. Решив стать инженером, поступил в Московский авиационный технологический институт. По физике и математике был первым студентом. Война застала его на третьем курсе самолетостроительного факультета. В самом начале июля сорок первого он добровольно ушел в армию, храбро дрался, стал кандидатом в члены ВКП(б). В двадцать лет командовал взводом. В ноябре сорок первого попал в плен, бежал, скрывался на родине от немцев. С весны сорок второго стал подпольщиком. Его называли героем витебского подполья. Шпаков устраивал дерзкие диверсии на железных дорогах Витебск — Орша и Витебск — Полоцк, похищал оружие со складов вермахта, снабжал разведданными партизанскую бригаду Бирюлина, потом сам возглавил в Витебске подпольную группу, командовал разведгруппой под Минском… Только в июне сорок четвертого вышел он из вражеского тыла вместе с Зиной Бардышевой. На отдыхе и переподготовке пробыл неполных два месяца… А теперь вот снова — командир группы.
Эх, Павка, Павка! Ушел Павка, не попрощавшись ни словом, ни взглядом, не успев даже осознать, что умирает. Погиб, оставив ему восемь разведчиков-десантников и немыслимо трудное задание, за которое теперь он, Николай Шпаков, в ответе.
В квартале, засаженном в два яруса елками, группа, круто повернув вправо и назад, отрывается от преследователей. Немцы, освещая лес ракетами, уходят все дальше на север. Мельников, орудуя саперной лопатой, минирует след группы миной-противопехоткой, потом посыпает его табаком. Поразмыслив, Шпаков принимает дерзкое решение, свое первое на этом задании командирское решение: снова выйти к Парве, найти брод или лодку, в то время как немцы наверняка будут думать, что разведчики ушли на север, глубже в лес.
По пути к реке Шпаков вновь и вновь повторяет про себя задачу группы «Джек». Он помнит наизусть этот длинный приказ: 1) установить контроль за железнодорожными и шоссейными перевозками; 2) определить состояние и пропускную способность железнодорожного транспорта и состояние линий связи; 3) организовать систематический захват «языков»; 4) освещать наличие и состояние оборонительных рубежей;