Инструктор распахивает одну за другой дюралевые двери бортовых люков, и в самолет врывается ураганный шум ветра и неистовый рев моторов. Кажется, этот рев разбудит всю Восточную Пруссию!..
Крылатых знает: самолет пролетает сейчас севернее местечка Гросс-Скайсгиррен. Местечко ерундовое, жителей и тысчонки не наберется, зато важный узловой пункт на пересечении железной дороги Тильзит — Кенигсберг и автомагистрали Тильзит — Велау; другие дороги связывают его с Инстербургом и Мемелем.
С виду капитан спокоен, но волнуется, пожалуй, больше всех.
Слепой прыжок! Никто в разведгруппе капитана Крылатых с кодовым названием «Джек» еще не прыгал вслепую в тыл врага. Слепой прыжок — самый опасный. Внизу тебя не ждут верные друзья, никто не разведал обстановку, никто не подготовил приемную площадку с сигнальными кострами. Случалось, десантные группы прыгали прямо на головы врагов, в самую их гущу, и умирали еще в воздухе, прошитые очередями пулеметов и автоматов, или в неравном бою в первые же минуты после приземления. Бывало, что и попадали в плен. Или тонули в каком-нибудь озере, болоте или реке.
Внизу — белое пятно на карте. Внизу — неизвестность. Внизу — враг.
Как поведет себя эта группа разведчиков, еще не спаянных совместным боевым опытом?
«Стрелок-парашютист, — мелькают в памяти капитана строки из инструкции для гитлеровских десантников, — начинает свои действия, как правило, в том положении, которое пехотинцу показалось бы отчаянным и безнадежным». Что ж, верно подметили господа фрицы!..
Смогут ли члены группы действовать быстро, инициативно и самостоятельно в незнакомых условиях, мгновенно принимая верные решения, помня о взаимной выручке?
Прыгать надо как можно кучнее, почти разом, — как вылетает дробь из двустволки. Ведь каждая минута промедления при скорости самолета двести пятьдесят километров в час обернется десятками метров разброса там, на земле.
— Капитан, капитан, улыбнитесь!.. — ободряюще напевает Ваня Мельников.
Аня старается заглянуть через плечо Коли Шпакова в открытый люк — она ничего не видит, кроме узкой черной щели, которую пересекает стремительная струя раскаленного огненно-голубого газа, с искрами вырывающаяся из выхлопного патрубка.
Сильно качнуло — самолет, наклонив левое крыло, делает резкий вираж. Все ясно. Оставив место выброски позади, пилот долетел до берега залива Куришесгаф, сориентировался и теперь, описав дугу, возвращается, снижаясь до предельной высоты, чтобы выбросить десант в строго назначенном пункте. Теперь дело за штурманом…
Непослушными руками Аня поправляет сумку с рацией на левом боку, сумку с батареями на правом, вещевой мешок на груди. Ее потряхивает на воздушных ухабах, нелегко удержаться на ногах со всем этим грузом. Она тревожно оглядывается на парашют — все ли в порядке? Ведь бывает, он и не раскрывается…
На переборке у люка мерцает включенная штурманом красная лампочка — сигнал «приготовиться». Инструктор стоит с поднятой рукой за люком, у панели с переговорным устройством, по которому он может слышать указания штурмана.
Первый Анин прыжок. И сразу — в самое пекло.
Надо согнуть колени, податься правым плечом вперед, сильно оттолкнуться от борта самолета… Вдруг вспоминается: «При свободном падении парашютист летит со скоростью двести километров в час». Она будет лететь быстрее птицы…
Около часа ночи.
У люка вспыхнул зеленый сигнал. Завыла сирена…
— Пошел! — крикнул инструктор, рубя воздух ребром ладони.
И сразу же обрывается что-то под сердцем. Ребята двинулись вперед, а у Ани ноги наливаются свинцом, прирастают к полу. Кто-то напирает сзади… Ее обходит капитан. Вперед, вперед, Аня! Стискивая зубы, она нагоняет Колю Шпакова у самого края бездны, видит, как он проваливается в гудящую черную пропасть под струей искр и газа, и сама, собрав всю волю, затаив дыхание, шагает через кромку в бездонную пустоту.
Встречный поток ветра, усиленный вихрем от винтов, яростно завертел, закрутил ее, швырнул под хвост самолета. Аня падает вниз головой, крутясь волчком. Зашлось сердце. Грохот, рев, свист в ушах. Непроглядная бездна. Она забывает отсчитывать секунды, забывает о вытяжном кольце. Но тут рывок лямок сотрясает все тело. Словно чья-то гигантская рука хватает Аню за шиворот и крепко встряхивает, враз остановив падение…
И сразу нахлынула тишина. Только слышится вдали рокот самолета. Сбросив десант, «Дуглас» описывает петлю, чтобы на втором заходе выбросить груз.
Жива, цела, невредима!..
Внизу, за лунной дымкой, смутно темнеет лес, крест-накрест рассеченный просеками. Тут и там парят над лесом жидкие пряди тумана. Озеро, речка, пустынная шоссейная дорога; жилья, слава богу, не видать… Высота? Сотня метров, не больше. Над головой — туго натянутый перкаль парашютного купола с просвечивающим сквозь него лунным диском.
Чем это пахнет ночной июльский ветер? Лесом, соснами, разогретой смолой, йодом. Да, йодом… И еще чем-то неуловимым, незнакомым. Наконец Аня догадывается: да ведь это же запах моря. Моря, которого опа никогда в жизни не видела.
Да, это был запах соленой Балтики. Йодистый запах гниющих морских водорослей, выброшенных прибоем на песчаный восточнопрусский берег, запах сосен и седых дюн. До моря совсем недалеко, За мачтовыми соснами, за прибрежными болотами стыл под луной неслышный и невидимый Куришесгаф — Куршский залив. В поселках и фольварках на его берегу — во Францроде, Карльсроде и Ной-Хайдендорфе — лаяли собаки. Совсем как на Орловщине, совсем как во дворах Сещи, Трехбратского, и Плетневки…
Не чувствуя падения, всего несколько секунд висит Аня между небом и землей. Но земля близко! Неужели она падает в это озеро? Нет, ее сносит к лесу. Ближе, ближе…. Вот словно прыгают на нее снизу, вытянув колючие лапы высокие черные сосны…
Держись, Аня! Ноги полусогнуты, ступни сведены вместе…
Острыми когтями вцепляются в нее сучья и ветви. Они рвут одежду, в кровь царапают лицо и руки. Шум проносящейся мимо хвои, треск, сучьев… Аня крепко зажмурилась, но руками прикрывает не глаза, а сумку с рацией.
Земля чугунно бьет в ноги. Аня падает, подавляя крик. Валится боком на сумку с жесткими батареями. Рядом падает здоровенный сосновый сук, придавив к земле парашютный купол. В ушах шумит, ходуном ходит грудь. По расцарапанным щекам течет теплая, липкая кровь. Но глаза целы. Аня шевелит ногами. И ноги целы. Пока все в порядке! Она жива! Жива! И радость горячей волной захлестывает Аню…
Надо спешить!.. Аня приподнимается. Болит ушибленный бок, саднит расцарапанное лицо. Путаясь в пряжках и карабинах, Аня лихорадочно отстегивает парашют. Теперь только бы найти ребят.
Девушка действует автоматически, так, как учил капитан Крылатых. Сбрасывает подвесную систему парашюта, перекидывает вещевой мешок с груди за плечи, собирает в охапку порванное перкалевое полотнище, по-женски вздыхая: «Эх, сколько красивых вещей можно сшить сестренкам из всей этой материи!»
— Аня! Ты? — слышит она за спиной приглушенный голос. — Цела? Наших никого не видела?
Это капитан. И сразу отлегло от сердца — нет., она не останется одна в этом чужом лесу.
Капитан протирает пальцами запотевшие очки — ох уж эти проклятые окуляры! Крепко досаждают они на войне, особенно разведчику. Крылатых забирает у Ани парашют, ловко обматывает его спутанными стропами.
— Куда упал груз, не видела? — спрашивает капитан, взводя автомат.
Но к сожалению, и Аня не видела, как «Дуглас» сделал второй заход над местом выброски, не видела парашюта с грузовым тюком, не видела, как самолет улетел на восток, на Большую землю.
— Тут канава рядом. За мной! — часто дыша, шепчет капитан.