Около трех недель прожили и проработали разведчики на килограмме сухарей и банке свиной тушенки, на подножном корму и с редким доппайком, добытым у пруссаков.
Днем у наблюдателей на «железке» — ЧП.
Тихо, тепло, солнечно. Пахнет смолой и вереском. За елкой слышится негромкий говор:
— Катя, милая Катенька! Люба ты моя!..
— Петя! Я так ждала, так ждала этой минуточки!.. Ведь, поди, целое лето не виделись!
— И я считал денечки, все вспоминал… А хорошо я придумал, верно? Вот мы и встретились! Хозяйка тебя безо всяких-всяких отпустила?
— Еще бы! Дозвольте, фрау, говорю, уйти в гестапо отметиться, приказано, мол, отмечаться по вторникам… Моя рыжая стерва и не пикнула!
— Вот видишь, теперь мы сможем встречаться каждую неделю! Смотри, санитарный идет… Возить бы им не перевозить, гадам! Я вот решил: как ударят наши — в лес тикать! И ты со мной, чтоб не. угнали дальше, на запад!
— Дурачок ты, Петенька. Ну какой это лес! У нас, поди, в Рославле парк железнодорожников и то больше на лес похож! Разве тут спрячешься где?
За елкой сует обратно в черные резиновые ножны обнаженную финку Ваня Мельников. Жужжит шмель над цветущим вереском, лениво вздыхает ветерок, вдали гулко стучат колеса. «На восток, на восток, на восток…»
— Петя, ты знаешь, немцы хвастают, что не пустят сюда наших… А у меня все хозяева на чемоданах сидят, все готово к эвакуации, вот-вот драпанут, разрешения ждут.
— Возьми, Катенька! Я для тебя пастилку достал!
Мельников, глотая голодную слюну, срывает спелую клюквину с моховой кочки.
Кричит сойка за «железкой».
«На восток, на восток, на восток…» Разносится над лесом заунывный гудок локомотива.
Девушка и парень неторопливо уходят, обнявшись. Мельников, выглянув из-за елки, видит закинутую через плечо парня куртку со знаком «ОСТ», видит, как тоненькая девчонка из Рославля поправляет таким женственно-милым движением русую косу…
— Ну вот! — грустно произносит Мельников, глядя вслед удаляющейся парочке. — Кончается антракт, начинается контракт…
— Ты чего такой? — спрашивает неразговорчивый Зварика.
— Да так. Я вроде родился счастливым. Семерка всегда считалась самым счастливым числом. Мне было семнадцать, когда началась война. Я окончил семь классов. Пошел в армию в июле — седьмом месяце сорок первого. Сюда спрыгнул 27 июля… А какой же я счастливый, если никого еще не любил… И вряд ли придется теперь любить!..
— Ну, это ты брось! Мы еще свое наверстаем. Считай вагоны!..
«На восток, на восток, на восток…»
— Так точно, группенфюрер, нам удалось наконец установить, где скрывается группа парашютистов.
— Доложите подробнее, штурмбанфюрер!
— Первые сигналы поступили от лесников в районе населенных пунктов Линденгорст — Вайдлякен, по обе стороны железной дороги Кенигсберг — Тильзит. Вскоре последовали сигналы из уединенных фольварков, расположенных в радиусе пятнадцать — двадцать километров от указанного района — в этих фольварках русские пытались отобрать у бауэров продукты. Каждый сигнал отмечался нами на особой карте, передавался соседним округам и вам, в Кенигсберг. Убедившись, что шпионская группа обосновалась в указанном районе, мы направили 19 августа в этот район нашу специальную ягдкоманду по истреблению парашютных десантов, приказав ей прибыть туда незаметно, ночью, в пешем строю и сразу же блокировать район действия группы путем устройства засад и ловушек, с тем чтобы не выпустить группу из этого района и скрытно вести разведку и наблюдение до проведения операции по ликвидации группы. Ягдкоманде удалось не обнаружить себя.
— Каковы состав и вооружение ягдкоманды?
— Ягдкоманда обычного типа: четыре отделения, у каждого на вооружении по радиопередатчику, два пулемета, две полуавтоматические винтовки с оптическими прицелами, три автоматических карабина, две ракетницы, по четыре гранаты на каждого солдата. Большинство офицеров и солдат имеет опыт борьбы с партизанами в Белоруссии и Литве. Команде придан переводчик. Кроме обычных маскировочных костюмов разведывательные дозоры снабжены гражданским платьем. Всему личному составу выдан также сухой паек на четырнадцать суток: консервированное мясо, колбаса, кофе, шоколад, табак, хлеб.
Тем временем возглавляемый мною оперативный штаб при шефе СД в Тильзите занимался планированием и координированием операции, сбором и обработкой информации. Штаб 3-й танковой армии выделил нам гренадерский полк для прочесывания леса во взаимодействии с ягдкомандой. Обеспечение операции боеприпасами, горючим и продовольствием будет осуществляться непосредственно через службу тыла. Кроме того, к операции привлечены отряды охотничьего союза СС, жандармерии и ландшутца, куда входят люди, хорошо знакомые с местностью.
— Каков план операции?
— Тщательно изучив наставление «Боевые действия против партизан», мы отказались от варианта концентрического наступления, поскольку разведывательная группа каждую ночь меняет стоянку. Детально изучен рельеф местности, учтены метеорологические условия. Вчера я подписал приказ, копия которого вам уже выслана.
— Как вы определили цель операции?
— Уничтожение этой группы или, по возможности, захват в плен ее членов. Пусть эти бандиты наблюдают с виселицы за продвижением наших войск…
— Вам придется изменить ваш приказ, штурмбан-фюрер. Брать шпионов надо живьем! Особенно радистов!
— Это значительно осложнит всю операцию…
— Это приказ, штурмбапфюрер! Всех захваченных в плен доставите ко мне в Кенигсберг. Примите меры к тому, чтобы радисты не успели уничтожить шифровальные рулоны!
— Яволь, группенфюрер!
— Итак, как вы планируете операцию? Прошу помнить, что эти лесные волки обладают особым инстинктом, который давно утратил культурный, цивилизованный человек.
— Яволь, группенфюрер! В основу плана операции положен «метод охоты на куропаток». Все подразделения занимают исходные позиции ночью, а прочесывание начинают на заре. Чтобы оказать постоянное влияние на ход операции, я намерен осуществлять руководство ею по радио с борта самолета «Физелер». Впереди пойдут лесники и лесные объездчики. Ягдкоманда и гренадерский полк прочешут лес широким фронтом, развернувшись в три цепи так, чтобы солдаты видели друг друга и поддерживали связь с соседями. Часть состава я выделяю в подвижной резерв, чтобы использовать его в решающую минуту при обнаружении шпионской группы. Специальные подразделения следуют за цепями, располагаясь не дальше друг от друга, чем это нужно для быстрого оказания взаимной поддержки огнем. Их задача — не допустить просачивания отдельных парашютистов. Цепи постепенно оттеснят парашютистов, как куропаток, к шоссе, которое оседлано частью войск. Если группа рассеется, организуем погоню за каждым шпионом. Полагаю, что к заходу солнца парашютисты окажутся в наших руках…
— И не живыми или мертвыми, штурмбанфюрер, а только живыми! Когда начало операции?
— Завтра, двадцать шестого августа, в пять тридцать утра.
Раннее утро. Тает туман. Гулко стучит дятел.
По сосновому бору сразу по многим кварталам идут группами рабочие-лесозаготовители: темно-синие комбинезоны, топоры и пилы на плечах. Но — странное дело! — рабочие эти не рубят и не пилят, и смотрят они пристально не на деревья, а на землю, прочесывая квартал за кварталом.
Посмотришь со стороны — ни за что не скажешь, что это идут следопыты из ягдкоманды, члены охотничьего союза СС, первые в рейхе мастера по истреблению парашютных десантов. Цепким охотничьим глазом замечают они каждый след в песке, в примятом вереске, в покрытой матовой росой траве. Вот задерживаются на минуту два «лесоруба» — молодой и пожилой — над каким-то следом в опавшей хвое. Верхний слой выцвел, поблек под дождем и солнцем. Нижний слой — темно-ржавого цвета, сыроватый… Нет, это не след человека, тут прошли кабаны… Вот на тропке кто-то раздавил под ногами сушняк. Кто? Когда? По окурку сигареты, по характеру следа нетрудно определить — до последнего дождя тут прошли свои, немцы…