Аня отстукивает радиограмму. Передав разведсводку, Шпаков вновь просит подготовить для группы груз, но теперь он в первую очередь требует боеприпасы, хотя все в группе голодны, полураздеты и полуразуты. За день «Джек» расстрелял почти треть патронов.
Во время радиосеанса Шпаков выставляет дозорных — не исключено, что у карателей имеются радиопеленгаторы.
В ответной радиограмме Центра сообщается: «Благодарим за ценную информацию. Продолжайте разведку на железной дороге. В ближайшие дни ожидается нелетная погода. «Хозяин».
Аня слушает Москву: восставший Париж выдворил последних нацистов, наши освободили Кишинев, Румыния повернула штыки против Германии.
С 26 августа в районе действий группы «Джек» начинаются почти ежедневные прочесы. «Джек» умело маневрирует, маскируется, отрывается от врага, кочует по лесному лабиринту. Зина так ослабла, что разведчики уже давно поочередно несут шестикилограммовую сумку с батареями и все ее вещи, кроме рации. У запасливой Ани остается горсть мятых ржаных колосков в кармане. Она делит их, и разведчики медленно жуют спелые зерна, выплевывая колючие ости, от которых саднит и пухнет язык. Два дня проходят совсем без еды. У Зины — сильный жар. Аня лечит ее стрептоцидом из походной аптечки. Аня тоже выбилась из сил. Долгие часы живет она в мучительной полуяви-полусне. У двух ребят основательно расстроен желудок — они глотают последние таблетки дисульфана, запивая их темно-рыжей от настоя хвои болотной водой… В мешках становится почти совсем пусто. Аня обматывает бельем патроны и котелок, чтобы не бренчали в походе… Снова погоня. И снова «Джек» идет, идет наперегонки со смертью…
Хмуро поглядывают разведчики на небо, затянутое низкими, разорванными балтийским бризом серыми тучами: когда же наконец настанет летная погода?
Может, завтра им повезет и ветер разгонит тучи? И все они — Аня, Мельников, Овчаров — напряженно припоминают заученные еще в раннем детстве народные приметы о погоде.
— По вороне вон видно, что опять пойдет дождь, — шепчет на дневке Аня Зине.
— Что-то я у твоей вороны не вижу ни плаща, ни зонтика, — сомневается москвичка Зина.
— Хохлится, каркает против ветра — значит, к дождю, — уверенно говорит Аня.
— Да, быть дождю, — вздыхает Мельников, выползая с Овчаровым к сосновой опушке. — Вишь, галки стаей летят. И грачи раскричались…
— И одуванчик вот сжал свой шар…
Поздно вечером, после короткого радиосеанса, Ваня вдруг предлагает:
— Может, сводку погоды послушаем?
— Что ты, Ваня! — удивляется Зина. — Про погоду с самого начала войны не передают!
Но у разведчиков имеются свои лесные метеорологи.
— Опять самолет не прилетит! — ворчит Мельников во время ночного похода. — Слышите, сыч на дождь кричит, а с вечера лягушки урчали…
Из Николая Шпакова, бывшего студента-авиационника, наверно, получился бы неплохой конструктор. Он всегда полон разных технических идей.
— Проклятые «слухачи»! — говорит он Ане, глядя, как радистка быстро упаковывает рацию после очередного сеанса. — Сколько неприятностей причиняют нам эти фрицы-пеленгаторщики. Просто житья не дают! А ведь, ей-богу, можно придумать, как провести их…
— Небось уже придумал что-нибудь? — с улыбкой спрашивает Аня, поднимая глаза на Шпакова.
— Да кое-что придумал, — отвечает Николай с увлечением. — Только это в будущем, сейчас нет у нас той техники. Первым делом ты, Аня, зашифровываешь радиограмму, затем записываешь ее на специальный портативный, совсем маленький, звукозаписывающий и звуковоспроизводящий аппарат. Причем можно воспроизводить записанную радиограмму на большой скорости: «тр-р-р!» — и вся радиограмма. А радиоузел Центра запишет это «тр-р-р» и спокойно проиграет его на малой скорости. Но это еще не все. Берем небольшой воздушный шарик, как у метеорологов, подвязываем к нему наш аппарат с радиограммой и запускаем, лучше ночью, чтобы никто не заметил.
— А чем мы наполняем твой воздушный шарик? — перебивает его заинтересованная Аня.
— Это просто. Газом из специального баллона. Наш шарик будет плавать себе в воздушном океане, несколько раз передавая в эфир шифрограмму, а «слухачи» запеленгуют его то в одном месте, то в другом, и это совсем собьет их с толку.
— А потом шарик спустится на землю, его найдут…
— Нет. Наш звуковой аппарат мы снабдим маленькой миной, которая взорвет его вместе с шаром при приземлении или еще раньше. Главное, обмануть «слухачей». Ведь если запустить даже один такой шар, их можно совсем запутать. А если запустить сразу не-сколько шаров, десяток, сотню? Гитлеровцы решат, что кругом действуют десанты, а мы будем неуловимы!
— Пошли, Жюль Верн! — с усмешкой произносит Ваня Мельников, вставая. — Пока нас спасет только «драп-марш». Что толку от этих фантазий!
— Без фантазии нам нельзя, — возражает Шпаков.
И он прав, их командир. Не только потому, что в разведке нельзя жить и работать без фантазии, смекалки и воображения, но и потому, что мечты фантазеров в наш век очень скоро становятся явью…
Шпаков вновь и вновь подбирает место для приема груза, радирует Центру координаты. Но только в ночь на 30 августа над лесом за Меляукеном выплывает полумесяц, а за ним через полтора часа появляется двухмоторный «Дуглас».
Один круг над лесом, второй… Батарейки в фонариках сели. Приходится идти на дополнительный риск. Разведчики разжигают на полянке три небольших костра, расположенные треугольником. Они сильно волнуются — заметит ли штурман? Скорей бы, а то увидят жители фольварков и тут же донесут по телефону в полицию… Хорошо бы нашим прилететь на трофейном самолете. Или уж сбросить для блезиру несколько бомб — сбился, мол, с курса, не возвращаться же домой с бомбами. Пусть фрицы о чем угодно думают, лишь бы не о разведгруппе, принимающей груз…
Заметил, заметил! Еще один круг. От фюзеляжа отделяется один тюк, второй… Эх, высоковато кинул! Скорее гасить костры. Уничтожить все следы! Набирая скорость, тюки исчезают из виду, но вот уже позади самолета и ниже его с резким, как пистолетный выстрел, хлопком, приглушенным гулом моторов, почти мгновенно раскрывается один белый купол, второй… Ветер несет парашюты прямо на сосны. Еще рано радоваться — еще надо найти эти тюки во мраке, надо успеть забрать боеприпасы и продукты…
Вон один парашют! В полукилометре от потушенных костров висит он на сосне — большой, белый, издалека видать. Скорей! Скорей! Расшнуровывать некогда — вспороть финкой авизент, быстрей переложить в заплечные мешки цинки с полутора тысячью патронов, гранаты, противопехотки, полсотни килограммов сухарей, колбасу, консервы, соль, мыло, махорку, спички и батареи…
Разведчики ищут второй тюк — его отнесло на два километра от сигналов, а в темном бору уже тут и там мелькают огни фонариков. Пока это только ландшутцманы — сельская стража, но за опушкой уже тарахтят, приближаясь, мотоциклы. Стражники палят вслепую из винтовок, стремясь отпугнуть разведчиков, чтобы те первыми не нашли парашюты с грузом. Кто-то завизжал во мраке — никак ландшутцманы подстрелили своего!..
Через час немцы находят оба тюка. Тюки изрезаны ножами, внутри пусто, на траве белеют клочья ваты, обрывки русских газет. Ландшутцманы и подоспевшие фельджандармы топчутся вокруг. И вдруг словно огненный кинжал с грохотом вспарывает землю — кулем валится на обрубок ноги один из фельджандармов…
В трех километрах от взрыва, сгибаясь под тяжестью мешков, обливаясь потом, быстрым шагом идет цепочка разведчиков.
— Сработала моя противопехотка, — удовлетворенно пыхтит Ваня Мельников.
Продуктов из двух тюков группе «Джек» в обрез хватит дней на десять.
Наблюдение на железной дороге продолжается круглосуточно. Аня и Зина регулярно передают разведсводки Центру. Через час-два после сеанса место, где работала рация, окружают немцы. Почти ежедневно в шахматном порядке они прочесывают лесные кварталы. У разведчиков потерь пока нет.
На фронтах дела идут неплохо — в конце августа наши берут нефтяной район Плоешти и Бухарест, а в начале сентября войска 3-го Белорусского выходят к границе Восточной Пруссии. В главной ставке Гитлера около Растенбурга отчетливо слышна фронтовая канонада.