Из письма офицера разведотдела штаба 3-го Белорусского фронта майора В. П. Шаповалова сестре Зины Бардышевой, 26 декабря 1944 года:
«Отвечаю, Аня, на Ваш запрос. Сестра Ваша, Зина Бардышева, жива и здорова. Находится в длительной командировке и написать Вам не может. О Зине не беспокойтесь, я Вам всегда сообщу о ее здоровье. Вы правы: «лучше плохая правда, чем красивая ложь». Но еще лучше, когда красивая правда! Безусловно, на войне может быть всякая неожиданная неприятность. Зина выполняет большое, почетное дело…»
Радиограмма Центру от «Лебедя», 30 декабря 1944 года:
«Три дня тому назад на землянку внезапно напали эсэсовцы. По сведениям поляков, немцы схватили Павла Лукманова, он не выдержал пыток и выдал нас. «Француз» умер молча. «Сойка» сразу была ранена в грудь. Она сказала мне: «Если сможешь, скажи маме, что я сделала все, что смогла, умерла хорошо». И застрелилась. «Гладиатор» и «Крот» тоже были ранены и уходили, отстреливаясь, в одну сторону, я — в другую. Оторвавшись от эсэсовцев, пошла в Деревню к полякам, но все деревни заняты немцами. Трое суток блуждала по лесу, пока не наткнулась на разведчиков из спецгруппы капитана Черных. Судьбу «Гладиатора» и «Крота» установить не удалось».
Из автобиографии Зины Бардышовой.
«Я, Бардышева Зинаида Михайловна, родилась в 1923 году в Москве, в рабочей семье. Отец работал прорабом в конторе «Монтажэнерго» в Москве, мать — уборщицей в магазине. С 1931 по 1941 год училась, в июне 1941 года кончила 10 классов, поступила контролером на завод «Коопутиловец». С июня 1941 по 6 апреля 1942 года работала на заводе. После этого поступила в радиошколу Осоавиахима в Москве. 9 апреля уехала в Горький, где приняла военную присягу. 23 июля сдала испытания. Мне присвоили звание старшего сержанта. Комсомолка. На задании была с 15 сентября 1942 года по 10 июля 1944 года. Устроилась легально на станции Городище, Минского района, работала радисткой при железнодорожном мастере, который имел связь е отрядом «Комсомолец» партизанской бригады «За советскую Белоруссию». Награждена орденом Красной Звезды…»
За год до своей гибели Зина писала из тыла врага в Белоруссии родителям:
«Здравствуйте, мои дорогие! Мамуся и папка!
Милые, давно вы не получали от меня писулек. Простите, родные. Не было возможности написать вам. Я жива, здорова, живу прекрасно, чувствую себя еще лучше. Сейчас уезжает майор. Есть надежда, что он на днях улетит в Москву. Спешу, хочу быстрее написать вам… Мамочка милая, папуля, вы, наверное, меня похоронили. А я жива! Второй раз в тылу у немцев, без своих любимых и родных, встречаю я день своего рождения. Ведь мне уже двадцать лет! За этот год я много пережила. Но все это чепуха. Наша армия здорова двигается вперед, и я верю, скоро настанет тот день, когда я смогу обнять своих старичков.
Живу я в лесу и боюсь, когда вернусь домой, то шум Москвы оглушит меня и испугает. Лес для меня, мои дорогие, стал родным домом. В нем я чувствую себя лучше, чем в деревне или еще в каком населенном пункте. Нахожусь я у партизан. Да и сама партизанка. А потому я совсем разучилась писать… Когда пришлю еще письмо — не знаю. Но не хороните меня. Ведь я обязательно должна увидеть вас и любимую Москву. А если и убьют, то не важно. Очень много людей и лучше меня погибло, жалеть не приходится. Итак, до скорого свидания!..»
Из письма офицера штаба 3-го Белорусского фронта майора В. П. Шаповалова отцу Зины Бардышевой, 21 апреля 1945 года:
«Уважаемый товарищ Бардышев!
Мне очень тяжело сообщать Вам прискорбную весть о Вашей дочери Зине, но я обязан это сделать. Ваша дочь в борьбе с немецкими захватчиками погибла смертью храбрых, проявив доблесть и отвагу и не посрамив великое звание воина Красной Армии. Я понимаю, что Ваша утрата очень велика и горе неизмеримо большое. Никакие тут слова утешения не помогут. Я пишу эти строки, и у меня от боли сжимается сердце и слезы навертываются на. глаза при мысли о нашей общей любимице незабвенной Зине.
О самой гибели могу только сказать, что Зина защищалась отчаянно, не далась живой в руки врага, предпочла смерть позорному плену. Проклятые гитлеровцы ответят своей грязной кровью за чистую кровь истинной патриотки Советской Родины…»
…Под утро разведгруппа гвардии капитана Алексея Алексеевича Черных благополучно пересекает узкоколейку Мышинец — Остролепка. Сильная оттепель, по лесу стелется туман. В облетевшем лесу группа встречается с мышенецким партизанским отрядом под командованием поручника Армии Людовой по кличке «Черный». Русские в форме, с погонами, поляки в цивильном, с красно-белыми повязками на рукавах. Крепко жмут руки друг другу Черных и «Чарны» («Черный»). Все улыбаются этому совпадению.
— А это наша радистка! — представили Аню десантники.
Поручнику «Черному» — Игпацию Седлиху — еще не приходилось встречаться с русскими разведчицами. Он с любопытством оглядывает молчаливую и печальную русскую девушку.
После гибели друзей Аня жила, ходила, действовала в каком-то помрачении, с трудом преодолевая чувство горькой опустошенности[9].
Поляки рассказывают о проведенных ими операциях — они взорвали железнодорожный мост на линии Плоцк Серпц, разоружили немцев-колонистов, вывели из строя завод в Курове. Аня узнает, что в августе немцы окружили совет штаба Армии Людовой на острове Юранда, где собралось около двухсот партизан. Польские партизаны благополучно прорвали кольцо и ушли в Мышинецкую пущу. Вот Аня и пришла на землю Юранда, того самого великого польского рыцаря князя Юранда, отца красавицы Дануси, который, по свидетельству писателя Генрика Сенкевича, был грозой тевтонских рыцарей. Ане казалось удивительным, что, прочитав перед вылетом роман «Крестоносцы», она прошла по местам, связанным с его героями, с борьбой поляков и братских народов против немецких поработителей…
Аня знакомится с партизанами мышинецкого отряда — с начальником штаба «Соколом» (Эдвардом Казмиркевичем), «Шидиком» (Яном Мончковским), «Трубочистов!» (Станиславом Станиевским), «Болеком» (Болеславом Капустинским), «Плешеком» (Теодором Смигельским). Всего в отряде шестнадцать поляков. Вот они, новые рыцари земли Мазовецкой!..
Вместе с десантниками их теперь двадцать четыре, включая двух радистов — Аню и Ивана, радиста капитана Черных. Эх, если бы эта встреча состоялась немного раньше, когда еще были живы Зина, Коля и Толя!..
Вечером, когда на припорошенных снегом ясенях догорает закат, Аня забрасывает на них антенну, развертывает радиостанцию и передает Центру свою первую радиограмму из новой группы. Черных сообщает, что соединился с отрядом Армии Людовой, рапортует о связях польских партизан с местным подпольем, о разведанных ими гарнизонах и. укреплениях врага. Аня принимает и расшифровывает ответную радиограмму. Центр приказывает срочно выяснить состав и численность гарнизона в Млаве — бастионе млавинского укрепленного района, защищающего южные подходы к Восточной Пруссии.
Утром следующего дня Аня выстукивает новую радиограмму — результат совместной — как в Сеще — разведки русских и поляков: «…Пятнадцать «тигров» и 67 других танков на рембазе. Бронетанковая часть в составе ста машин отправляется на платформах на Пшасныш. В Xожеле стоит часть из танкового корпуса «Великая Германия»…»
Вечером, сидя в сырой землянке, при свете карбидной лампы Аня передает еще одну радиограмму: «В Пшасныш прибыл полк фольксштурма и батальон «гитлерюгенд».
9
О последних днях Ани Морозовой мы знаем по рассказу польского писателя Януша Пшимановского, опубликованному в книге «Вызываем огонь на себя». Мне удалось уточнить обстоятельства гибели героини после поездки в Польшу в мае — июне 1965 года, поговорить с польским партизаном Тадеушом Завлоцким, который до последнего часа был с Аней