— Бери выше, — скала Вотан. — Не колдун. Сам Локи, бог раздора и лжи, посетил нас, чтобы нагадить тебе в ботинки. Или мне.
— И что ему надо?
— Да так, старые счеты. Навел ложные сны, вот Хильд и приняла этого Мартина за Агнара.
— И где же этот Агнар?
Врешь, не уйдешь, подумал Орвар, все равно до тебя доберусь.
— Далеко, сынок. Так далеко, что не добраться ни тебе, ни мне.
Самому Всеотцу не добраться, поразился Орвар. Видимо, олимпийский чемпион по игре в прятки.
— Как же…?
Его вопрос повис в воздухе, потому что Вотан уже закинул себе на плечо руку Мартина и стаскивал на пол его бесчувственную тушку:
— Подсоби-ка.
Орвар подпер павшего товарища с другой стороны и втроем они быстро добрались до гостиницы. Перед дверями Мартин неожиданно очнулся и уперся ногами в косяк:
— Нет! Не туда. Идем в лес. У меня сегодня друга убили, надо поймать… зверя… людоеда.
— Тшшш, — почти нежно бробормотал ему на ухо Вотан. — Это был сон. Не было никакого людоеда. Не было никакого друга. Все приснилось.
— И мне приснилось? — Удивился Орвар.
Вот тут он был не согласен. Уж он-то точно помнил и рычание зверя и хруст костей и особенно липкую гнилостную вонь из клыкастой пасти, смешанную с тяжелым запахом свежей крови.
— Это был бездомный. Не повезло бедолаге.
Орвар сгрузил снова заснувшего Мартина на кровать, дал чаевые провожавшему их до номера портье и посмотрел на Вотана:
— Продолжим?
Что эти два литра на троих, так, разогреться только. Они вышли из гостиницы и остановились, глядя вверх. Зима на исходе неожиданно повернула на мороз. Холод иголками покалывал уши и щеки, зато небо над головой было ясным и полным звезд. В такую погоду умные люди сидят по домам и пьют глёгг (4), а глупые… а глупые ссорятся со своими женами и шляются потом по пивнушкам.
— Кстати, я к тебе по делу, — Вотан словно не чувствовал холода, так и стоял в куртке нараспашку. — Хотел предупредить, что эти черные безбожники уже здесь. В тумане им жрать нечего, так они начинают раскапывать могилы на курганах. Не допусти этого, сынок. Если эйги потеряют свое прошлое, то и будущего у них не будет. Так что кончай бухать и передай конунгу, чтобы собирал свою дружину.
— Значит, пора?
— Значит, так. Отправьте семьи на Бьёркё, там они смогут продержаться, если вы не…
Если мужчины не вернутся, ясно. По спине пробежал холодок. Нет, смерти Орвар не боялся. Каждый мужчина эйги живет для этого дня, и каждый храбрец знает, что смерти для него нет, но как быть с Хильд? Эта упрямая коза наверняка откажется уехать вместе со всеми, что же с ней делать?
1. Снапс — крепкий спиртной напиток, который гонят из картофеля или злаковых с добавлением трав
2. Скол — Scol, традиционный тост в Швеции
3. По легенде бог Один путешествует среди людей, меняя имена
4. Глёгг — горячий напиток на основе красного вина со специями, изюмом и миндалем
ГЛАВА 37
Хильд не удивилась открытой двери дома вёльвы, и горящему внутри свету тоже не удивилась. Она слишком устала сегодня, чтобы удивляться хоть чему-либо. Сразу от порога начиналась гостиная с изразцовой печью, двумя массивными креслами и низким столом на кованых ножках. Коваными же были и несколько подсвечников на столе и стенах. И ни намека на современные удобства, ни тебе электричества, ни отопления. Хозяйки, кстати, тоже не было видно, зато откуда-то сбоку тянуло горячим ароматом имбиря и корицы.
Хильд подняла руку, чтобы постучать.
— Заходи уже, не мешкай, — донесся из глубины дома женский голос. — И дверь закрой, я берегу тепло.
Ой, ну конечно. Хильд закрыла дверь и посмотрела на дубовый засов в железных скобах. Наверное, следовало запереть дом на ночь.
— Не закрывай, — произнес все тот же голос. — Я жду второго гостя, а больше сюда никто не пройдет.
Вот как, значит, ее ждали? Хильд прошла в маленький коридорчик за войлочным ковром и оказалась в кухне, маленькой, но очень уютной. И удобной. Фасад печки с топкой, котлом для нагрева воды и чугунной плитой занимал одну стену. Хильд обвела взглядом кухню: ничего мистического (оловянная посуда на полке, несколько медных кастрюль на стене, серая льняная скатерть на столе), за исключением хозяйки дома. Мать Орвара оказалась невысокой и тонкой, как камыш, женщиной. И такой же прямой.