– Ты не имел права. Даже не посоветовавшись со мной, даже не считаясь с моими желаниями, дать такое обещание от моего имени.
– А почему нет? – Тон лорда Ланселина, напротив, был спокоен и размерен. – Разве ты не обязан Ее Светлости своей верностью? Не говоря уже о твоем долге передо мной?
– Но это несправедливо! Может, ты и счастлив, что растратил свою жизнь в тени крыла покойного защитника, но у меня в отличие от тебя другие планы. Я хочу увидеть мир – пространство за пределами Соланума. Мы могли бы внести столько улучшений в нашем собственном поместье, если бы ты хоть изредка проводил там время.
Мое сердце замирает – я знаю этот голос. Даже отсюда я могу поклясться, что человек скрипит зубами. И расхаживает: его шаги звоном отдаются по мраморному полу. Я наклоняюсь вперед, чтобы заглянуть в щель между дверью и косяком, и мне приходится прикусить губу, чтобы не выругаться.
Это он. Юноша с пляжа. Ворон. Теперь, конечно, он одет должным образом, в красную бархатную тунику, темные кожаные брюки и сапоги до колен. Его волосы растрепаны, как будто он провел по ним пальцами. Он хмурится.
– И что мне сказать матери? После того, как ты пренебрегал ею столько лет? Что меня снова отсылают служить? Служить защитнице, которая едва ли достойна этого звания? А теперь ты еще и говоришь, что эта идиотка не хочет путешествовать в облике лебедя, что мы должны ехать в карете, как парочка бескрылых простолюдинов.
– Тем не менее… – начинает Ланселин.
Но я слишком зла, чтобы ждать его ответа. Я толкаю дверь и ковыляю внутрь.
– Тем не менее вы окажете мне любезность и сопроводите меня к королевскому двору и останетесь там до тех пор, пока я не освобожу вас от службы. Я не думаю, что нам предстоит столь дальний путь.
У него отвисает челюсть, а черные глаза округляются от недоверия. На его лице такие шок и смятение, что мое желание рассмеяться пробивается сквозь ярость.
Мой дворецкий делает шаг вперед и кланяется.
– Ваша Светлость, позвольте мне представить своего сына: Люсьен, лорд Руквуд.
Я коротко киваю, выпрямляясь настолько, насколько могу:
– Лорд Руквуд.
Люсьен закрывает рот и сгибается в поклоне.
– Ваша Светлость, конечно, я… я постараюсь быть вам полезен.
Больше он ничего не может сказать. Но я хотела, чтобы он помучился чуть дольше, и потому медленно захромала вокруг него, раздумывая о том, не рассказать ли его отцу, как мы встретились на днях. О том, как он не поверил мне, а затем оставил на берегу одну. Идея была заманчивая. Но лучше, пожалуй, если он останется у меня в долгу. Я оглядываю его с ног до головы еще раз, наслаждаясь своей властью.
– Замечательно. Вы можете оставить нас наедине, лорд Руквуд.
Люсьен снова сгибается в поклоне, кивает отцу и уходит. Мои плечи опускаются.
– Отличная работа, Ваша Светлость, – улыбка Ланселина сменяется вздохом. – Служба моего сына за границей, по-видимому, научила его многому, но только не держать язык за зубами.
– Но все же он прав, верно? – Я смотрю своему дворецкому в глаза. – Если бы люди могли выбрать защитника, это была бы не я. Несмотря на все прочитанные мной книги и все изученные бумаги, я все еще… не готова. И это мягко сказано.
– Вы молоды, моя дорогая. Но вы дочь своей матери. Люди будут держаться за вас из любви к ней, если больше не за что. Кроме того, у вас впереди еще много времени, чтобы всему научиться.
Я надеюсь, он прав.
Позже, уже в своей комнате, оставшись одна, я раздеваюсь и смотрю на себя в зеркало в полный рост. Своей миниатюрной фигурой и черными волосами я напоминаю мать. Хотя она могла принимать облик черного лебедя, тогда как мне удавалось превращаться в белого, как мой отец. У меня такие же голубые глаза и та же прямая линия челюсти. Повернувшись, я осматриваю шрамы на спине и провожу пальцами, где достаю. Прошло пять лет, нет, почти шесть, с момента нападения, которое так обезобразило мою кожу. И уже минуло четыре года, как я в последний раз пыталась перевоплотиться. Учитывая опасность, которой я подвергла себя на пляже, возможно, пришло время попробовать еще раз. Делаю глубокий вдох, не обращая внимания на ощущение паники в районе солнечного сплетения, и закрываю глаза, вспоминая, чему учила меня мама. Я сосредотачиваюсь на потоке силы, текущей под моей кожей, на силе обращения, которой обладает только дворянство, которая отличает нас от бескрылого большинства. Я представляю свое тело, обведенное сияющим контуром, если отбросить плоть и кости; концентрируюсь на его гибкости, думаю о состоянии чистой энергии, которая протекает между каждой физической конфигурацией. В итоге чувствую, как это срабатывает, как мое тело начинает меняться, одна форма тает, перетекая в другую, кости светятся, удлиняются, кожа превращается в перья…