– Не мешай, – пробурчал бич и недовольно зашевелился.
Мурунов поднялся по откосу туда, где стояли пустые контейнеры.
– Там есть кружка! – крикнул бич, указав на ближний контейнер.
В контейнере нашлась не только кружка, но и надкушенный огурец. Контейнер освоили под жилье. На куче мха лежал промасленный старый полушубок, в изголовье, – застеленные портянками болотные сапоги.
«Капитально устроился!» – бросив на полушубок трояк, Мурунов взял кружку и огурец.
– Присоединяйся! – сказал он бичу.
– Не пью. Что, странно? – рассмеялся бич.
– Во всяком случае, нетипично, – признался Мурунов и, наливая, вздохнул. – Одному многовато.
– Остаток выплесни.
– Нельзя, деньги плочены, – пробурчал Мурунов, про себя подумав: «Дожился! Бич воспитывает!» Это был поистине странный бич. Он целыми днями торчал на берегу как изваяние. Когда кончались деньги, подрабатывал малую толику, на погрузке и снова бездельничал, но не попрошайничал, не пил. Захаживая сюда, Мурунов все чаще подсаживался поближе.
– Худо тебе живется, – сочувствовал Станеев.
– А тебе?
– Мне средне: стремиться некуда, терять нечего.
– Птичка божия! Зачем присутствуешь на земле?
– Родился, вот и присутствую. И никому не мешаю.
– Под себя живешь, парень.
– Вот ведь какой умник! – насмешливо сощурился Станеев. – Одним словом все объяснил. Под себя... Умник!
– А разве не так? Живешь как ласточка... увидал прутик – в гнездо. Увидал зернышко – склюнул. До других нет дела.
– Предположим, что так. Предположим, что под себя... по методу ласточки. Ты – от себя... что толку? Брюзжишь, пьянствуешь. Как видно, жертвы твои... ни во что не ставят... И тебя самого тоже...
– В морду тебе заехать, что ли?
– Валяй.
Мурунов ударил и тут же захлебнулся соленой кровью. Кулак Станеева на мгновенье опередил его кулак.
– Ну хватит вылеживаться! – встряхнул его Станеев. – Еще подумают, укокошил. А я не рецидивист. Я всего лишь бич.
Протерев ссадины оставшейся водкой, Станеев завел Мурунова в контейнер, уложил на подстилку.
– Спи.
– Не хочу. – Мурунов действительно не хотел спать, но почувствовал: веки отяжелели.
Проснувшись, ощупал себя: все было на месте. В нагрудном кармашке засунут трояк. Видимо, Станеев засунул, сам куда-то исчез. И – вот появился неожиданно через несколько месяцев.
– Вы помните меня? – спросил Станеев, потягивая кофе.
– Смотри ты, какой воспитанный! На «вы» перешел! – Мурунов легонько толкнул гостя, подмигнул.
Станеев рассмеялся. В углах карих, обволакивающих покоем глаз подчеркнулись веселые морщинки.
– Коллективчик у вас – будь здоров! – сказал он, указав на игроков. Игроки спорили. Всех громче братья Никитские.
– Игорь, еще кофейку! – перекрывая спорщиков, крикнула Татьяна Борисовна.
– Осточертели! – подав кофе, сквозь зубы сказал Мурунов.
– Неужто? – притворно удивился Станеев.– А вам так идет... прислуживать.
Водилов захохотал, прихлопывая себя по худым острым коленкам.
Игроки истово хлопали картами. Мурунов под шумок принялся убеждать Водилова, листавшего прошлогодний номер «Искусства кино»:
– Пойми, старик, одному мне не справиться. Вышка и наполовину не готова. А ты умыл руки...
– Я маленький человек... и не ищу славы, – вяло отговаривался Водилов. – Уступаю свою долю тебе.
– Плевать мне на твою долю... – вспыхнул Мурунов. – Я со своей не знаю, как разделаться!
– На славу нельзя плевать, – назидательно проговорил Горкин, зорко следивший за каждым из присутствующих. – Раз плюнешь – отвернется на веки вечные.
– Не встревай, – отмахнулся от него Мурунов. – Без тебя тошно.
– Что, снова жертву не приняли? – усмехнулся Станеев.
– Приносить жертву – великое искусство, – снова подключился Горкин. – Не случайно им занимались когда-то жрецы, самые хитрые из людей... самые искусные.
– Прислушайтесь, – посоветовал Станеев. – По-моему, в этом что-то есть.
– Конечно, есть, – поддержал Водилов. – Вон грузины вина поднесут, обыкновенной кислятинки... но в таком сопровождении, что пьешь и думаешь: дар божий! А мы «Двин» подаем как пойло. Артистичности не хватает.
– Я рассуждениями сыт по горло. Каждый вечер их слушаю, – сердито проворчал Мурунов и оглянулся на игроков, которые снова зашумели. – Надоели смертельно, а приходится из-за Татьяны терпеть. Любит женушка карты.