- О, - сказала она, остановившись. - Он проснулся. Боже. Это было неожиданно.
Она склонила голову, глядя на него сначала сквозь одну, потом сквозь другую линзу очков.
- Вот, видите? Он в порядке. Он не безумен. Разве только сумасшедший. Я бы знала.
Она поставила поднос на небольшой столик у стены и прошептала:
- Должны ли мы сказать ему, как неприлично для джентльмена не надевать рубашку в присутствии молодой леди? Не то чтобы нам не нравился вид, потому что он довольно мужественный, но кажется, кто-то должен сказать об этом.
Гримм глянул на себя и, нащупав одеяла, потянул их вверх рукой.
- Ах, пожалуйста, простите, юная леди. Мне кажется, я потерял рубашку.
- Он думает, что я леди, - сказала она, и заулыбалась. - Это довольно необычно, по моему опыту.
Гримм мучительно задумался над правильным ответом в таких обстоятельствах и не придумал ничего лучше, чем спросить:
- Называться леди?
- Думать так, - сказала девушка. - Итак, вот немного свежего супа, он не очень на вкус, но он должен съесть его целиком, так как яду он не нравится сильнее.
Гримм моргнул.
- Яду?
Девушка повернулась к нему и подошла достаточно близко, чтобы положить руку на лоб.
- Ох. У него снова лихорадка? Нет, нет. Ох, хорошо. Возможно, он просто недотепа. Бедняжка.
Прежде чем она смогла отвернуться, Гримм поймал её запястье.
Дыхание девушки... нет, решил он, девочки, казалось, застряло в горле. Её тело напряглось, и она выдохнула:
- Ох. Надеюсь, он не решит причинить мне вред. Он довольно хорош в этом. Ушла вечность, чтобы отмыть всю кровь.
- Дитя, - тихо сказал Гримм. - Посмотри на меня.
Она резко замерла. После секундного молчания она произнесла:
- О, я не должна.
- Посмотри на меня, девочка, - сказал Гримм мягким, спокойным голосом. - Никто не причинит тебе вреда.
Девочка кинула на него очень быстрый взгляд. Он увидел только блеск её глаз за стеклами очков. Один был ровного серого цвета. Другой - бледного яблочно-зеленого. Она дрожала и казалась ослабевшей, её запястье обмякло у него в руке.
- Ох, - она вздохнула. - Это так грустно.
- С кем ты разговариваешь, дитя?
- Он не знает, что я говорю с вами, - сказала девочка. Кончики её пальцев потянулись к кристаллам в маленькой бутылке, висящей у неё на шее.
- Как он может слышать меня и при этом не понимать таких простых вещей?
- А, - сказал Гримм и медленно и аккуратно отпустил запястье девушки, будто выпуская хрупкое тельце птицы. - Ты эфиромант. Прости меня, дитя. Я не понял.
- Он думает, что я мастер, - сказала девочка, склоняя голову и краснея. - Как он может быть одновременно так умен и так глуп? Это должно быть очень больно. Он желает нам добра, бедняжка. И он в сознании, двигается и бодр. Нам надо сказать мастеру, что, похоже, он выживет.
С этими словами девочка выбежала из комнаты, кивая собственным мыслям, а ее тихое бормотание будто бы повисло на мгновение в комнате после её ухода.
Гримм покачал головой. Кем бы ни была эта девочка, она уже довольно долго ходила в учениках, несмотря на ее кажущуюся молодость. Все эфироманты были чудаковатыми, и с возрастом это проявлялось ещё сильнее. Некоторые были гораздо чудаковатее остальных. Это дитя было столь же странным, что и другие эфироманты, которых ему довелось встречать.
Он подошёл к подносу и снял крышку. На нем была миска с супом, несколько лепешек и ложка, которая могла показаться скромной, не будь она сделана из тёмного блестящего дерева. Он попробовал суп, готовясь к горечи, характерной для всех лекарств, но к своему удивлению обнаружил, что он хоть и оказался пресным, но довольно приятным.
Он подвинул стул, присел к столу и проглотил суп вместе с лепешками и еще двумя стаканами воды. К тому времени, как он закончил, он уже чувствовал себя почти человеком. Он заметил невзрачный халат, который, похоже, оставили для него, и умудрился накинуть его одной рукой и завязать на поясе.
Не успел он с этим покончить, как что-то глухо ударило в дверь его комнаты.