В игре «Забулдыга» алкоголик получает награды, навлекая на себя опасные болезни. Он готов пожертвовать целостностью своего тела в такой степени, что ставит под вопрос свою жизнь, а это вынуждает окружающих принять меры в качестве либо Преследователей, либо Спасителей. В этих обстоятельствах те, кто приходит на помощь в роли Спасителей, в целом облегчают путь Забулдыги к бесплатной столовой или в тюрьму, где он будет накормлен и получит кров над головой, или в клинику, где ему дадут транквилизаторы и предоставят уход. Забулдыга в активной фазе игры физически разбит, тем самым вынуждая администрацию благотворительных организаций предложить ему какую-то помощь. При каждом возобновлении игры алкоголик получает подтверждение своего статуса Жертвы. Вполне очевидно, что если игрок Забулдыга не будет пребывать на пороге смерти, то подвергнется дурному обращению или его обойдут вниманием; он может получить какую-либо официальную или благотворительную помощь только при самых крайних обстоятельствах.
Это определенным образом подразумевает, что люди, обладающие силой и властью и предположительно отвечающие за его благополучие, на самом деле поступают дурно. Когда Забулдыга действительно настолько болен и разбит, что привлекает к себе внимание властей, они становятся Посредниками, профессиональными поставщиками необходимых услуг, а не источником какой-либо реальной помощи. Даже полицейский, который арестовывает его, является фактически Посредником. Громогласные протесты Забулдыги при аресте не должны ввести наблюдателя в заблуждение и помешать ему увидеть, что в данный момент Забулдыга получает свое вознаграждение и в сущности доволен. Производящий арест полицейский — всего лишь официальное звено, связующее алкоголика с больницей или тюремной столовой. Забулдыги часто любят развлекать себя игрой под названием «Не ужасно ли это?», и работникам психиатрических служб настоятельно рекомендуется воздержаться от нее. Это не предполагает, что они должны делать вид, будто быть Забулдыгой не ужасно или что с Забулдыгой хорошо обращаются; они лишь должны понять, что тратить массу времени на эту игру непродуктивно и расточительно.
Двуличие Забулдыги отчетливо просматривается в следующей утренней сцене в зале городского суда.
Устало рассматривая десяток изгоев общества, ожидающих приговора, судья вступает в следующий диалог с Алексом:
— Алекс, ты опять напился и учинил беспорядок...
— Нет, ваша честь. Я не был пьян, я просто...
— Ладно, ладно, Алекс, я все знаю. Три дня в окружной тюрьме.
Алекс вонзает кулак в свою ладонь («Дерьмо»), поворачивается и, подмигивая и улыбаясь ожидающим своей участи подсудимым, в очередной раз отправляется в тюрьму.
|Создается впечатление, что на социальном уровне Алекса наказывают за нарушение закона. В действительности Алекс еще раз сумел получить крышу над головой — с помощью судьи. Тот предпочел не разбираться в тонкостях его ситуации, сделав вид, что отправляет правосудие, когда фактически предоставил Алексу безопасное убежище на несколько следующих дней.
Убеждение, присущее «сочувствующим» свидетелям алкоголизма, — что алкоголики являются беспомощными жертвами страшной, неизлечимой болезни, — кажется оправданным любому, кто наблюдал за нелегкой игрой Забулдыги. Сама идея, что подобное мучительное саморазрушение может быть названо игрой, вызывает решительный протест у действующих из лучших побуждений наблюдателей. Когда мы, транзактные аналитики, заявляем, что алкоголизм — это игра, мы не говорим, будто эта игра не серьезная, не трагическая, не опасная и не ужасная.
Мы лишь утверждаем, что поскольку алкоголизм — это игра, а не заболевание, человек может перестать играть. Возможно, эти слова кажутся простыми, но они подкреплены фактами. Имеются данные, что даже самый отъявленный игрок Забулдыга способен остановить свое саморазрушение; анналы АА и Армии спасения полны подобных примеров. Если вы считаете, что алкоголизм — это выбор, тогда вы также можете быть уверены в том, что алкоголики способны в любой момент изменить свою жизнь в лучшую сторону.